Белая гвардия Михаила Булгакова (Тинченко) - страница 56

В один весенний день в село, где преподавал Волчок-Пащенко, пришли красные. Кто-то им рассказал, что местный сельский учитель всего несколько месяцев назад у Петлюры командовал полком. Естественно, что в тот же день бывший командир 1-го Синежупанного полка Марк Ефимович Волчок-Пащенко был расстрелян.

При чем же здесь Булгаков? — справедливо спросите вы. В общем-то, сложно что-нибудь утверждать, но определенную гипотезу высказать можно.

Попробуем провести небольшую хирургическую операцию и объединить отрывки, взятые из первого варианта 20-й главы "Белой гвардии" (это же место без изменений есть и в "Алом махе"), и рассказа "Я убил":

"Турбин сладострастно зашипел, представив себе матросов в черных бушлатах. Они влетают как ураган, и больничные халаты бегут врассыпную. Остается пан куренный и эта гнусная обезьяна в алой шапке — полковник Мащенко. Оба они, конечно, падают на колени.

— Змилуйтесь, добродию, — вопят они.

Но тут доктор Турбин выступает вперед и говорит:

— Нет, товарищи, нет. Я — монар…

Нет, это лишнее… Атак: я против смертной казни. Да, против. Карла Маркса я, признаться, не читал и даже не совсем понимаю, при чем он здесь, но этих двух надо убить как бешеных собак. Это — негодяи. Гнусные погромщики и грабители.

— А-а… так… — зловеще отвечают матросы.

— Д-да, т-товарищи. Я сам застрелю их.

В руках у доктора револьвер. Он целится. В голову. Одному. В голову. Другому".

"Одну из пуль я, по-видимому, вогнал ему в рот, потому что помню, что он качался на табурете и кровь у него бежала изо рта, потом сразу выросли потеки на груди и животе, потом его глаза угасли и стали молочными из черных, затем он рухнул на пол". ("Я убил").

Вы скажете, что выше приведенные отрывки являются писательским вымыслом. Более того, первый отрывок в тексте изображен, как фантазии Гурбина и Бакалейникова, а второй — хронологически не может подходить под зерсию смерти Волчка-Пащенко.

Конечно, возможно, что описание смерти Мащенко и Лещенко является зымыслом Булгакова. Но, может быть, именно потому писатель изобразил: мерть Мащенко в фантазии Алексея Турбина, чтобы не накладывать события эазных времен одно на другое? Никакой конкретной привязки смерти Лещенка со времени нет и в рассказе "Я убил". Ведь не случайно писатель описание убийства полковника выделил в тексте многоточием.

Тем не менее, высказанное нами предположение относительно реальной смерти полковника Пащенко остается гипотезой. Смущает только одно — концовка рассказа "Я убил": "После молчания я спросил у Яшвина:

— Он умер? Убили вы его или только ранили?