– Я в тебя всегда верила, – доверительно сказала она своей жертве. – Это не яд. Хотя я в самом деле купила флакон и шкатулку в Алжире. Подлец торговец надул меня. Сегодня ночью я дала отведать этой дряни своей собачке Хризантеме. Она опьянела. А ты – ты молодец. Я буду рада, если дядя Леня все же на тебе женится. Можно тебя обнять?
Но Нина сама ее обняла и погладила по голове:
– Дурочка ты, дурочка…
Ада все смеялась. Но вдруг с удивлением поняла, что плачет. И тогда она вскочила и выбежала из палаты, потому что ни одной дурище не дозволено видеть, как она плачет, хотя бы и будущей жене самого Шортмана.
В больничном скверике горело солнце – на ледяном глянце тропинок, на покрытых инеем ветвях деревьев. Мертвый снегирь за ночь стал хрустальным. По скользкой тропинке, балансируя руками, навстречу Аде шел Сергей. Она увидела его сквозь радугу слез и подумала вдруг, что он-то ради нее не выпил бы яду, что он не любит ее, но врет ей и будет врать до тех пор, пока она сама не оборвет эту ложь… И она нащупала в кармане пальто, крепко сжала костяную, горячую рукоятку ножа.
– Ада… Почему ты здесь? Ты плачешь? Что случилось?
– Что-то попало в глаз, – сказала она, не сводя с него тяжелого взгляда. – А ты? Ты что здесь делаешь?
– Мне надо поговорить с тобой, кое-что сказать, – бормотал он, не слушая ее. – Я всю ночь думал об этом…
Он думал не только о том, что не любит больше Аду, не только о том, что нужно перестать ее обманывать, но и переживал другую ложь. Накаркал несчастье с Ниной! Суровый урок!
– Но здесь, наверное, не место, не время.
– Отчего же, – усмехнулась она, – тут так безлюдно. Присядем на скамейку. Ну?
– Ты не замерзнешь?
– Нет. Говори.
– Ада, ты очень хорошая. Ты удивительная. Я не думал… не знал даже, что такие женщины бывают. Но я… Я тебя не стою, правда. Я тебе не подхожу. Ты прости меня.
– Погоди-погоди… Ты что, меня не любишь?
– Не люблю. – Он виновато понурился.
– И что – хочешь бросить?
– Ада, я…
– Попрошу без церемоний! Бросаешь меня, да?
– Д-да…
– А я ведь тебе телефончик подарила, – с непонятным Сереже весельем заметила Ада. – И тряпки. И часы. И машину подарю. А?
– Я… Спасибо тебе. Я все верну. Вот, возьми телефон и часы, Адочка, ты прости меня…
– Да не суй ты мне в руки всю эту ерунду! – прикрикнула она на него и вдруг ловким жестом надвинула ему на глаза черную вязаную шапчонку. – Эх ты, балда! Очень ты мне нужен! Па-адумаешь! Мне, может, уже другой нравится!
И побежала по замерзшей аллее вприпрыжку, как девчонка.
– Удивительная, – пробормотал Сережа из-под шапочки. И, глядя ей вслед, подумал еще, что совсем не знает женщину, которая убегает от него по обледеневшей тропинке больничного сквера, что в Аде случилась мгновенная перемена… И это совсем другая Ада – повернувшаяся к свету, сбросившая какой-то страшный груз со своей изломанной, но прекрасной души. Ада возвращенная, обновленная, юная, Ада счастливая. Но ее уже было не вернуть, не окликнуть потерянного счастья по имени!