Убранство стола дополнила фарфоровая миска с чищенным на дольки чесноком, черный хлеб и солонка.
– Позови. Соседа и Кольку.
Сын появился, ступая тихими шагами, и встал у двери. Сосед Иван Григорьевич Москвичев, по годам ровесник Петру Алексеевичу, сторож на хлебозаводе, вступил в комнату, соблюдая обряд. Долго молился на образную в углу, крестясь двумя перстами по-старообрядчески, а затем поклонился в пояс молвив:
– Мил дому сему.
Москвичев был тонкоголос, не выговаривал «эр» и сильно «окал». О себе он говорил: «Я столовел», – вместо «старовер».
– Здравствуй, Иоанн, – ответил хозяин. – Садись, что ли, будем угощать вас.
Москвичев и Николай Зимороев присели у пустого края стола – угощение стояло перед хозяином.
– Выпьем, – пригласил Зимороев. – Акилина, наполни.
Через палец – не попали бы в рюмку травки – Акулина Гурьевна налила мужу. Зимороев сказал:
– С господом-богом! – и опрокинул настойку под усы.
– Здоловьечка желаю вам, также успехов во исполнении ваших дел, – облизнувшись, сунулся вперед бороденкой Москвичев.
За ним слово в слово произнес приветствие и Николай. Петр Алексеевич с хрустом сжевал дольку чесноку, плавными движениями расправил бороду – сначала обеими руками вверх, потом пятернями на обе стороны, – и попрекнул сына:
– А тебе трудно стало пожелать отцу?
– Я, тятенька, сказал, – возразил Николай.
– Сказал… – презрительно передразнил отец. – Иоанн, тот сказал, ты ж – повторил. Эх, Николай, Николай!.. Учим мы тебя, учим… Акилина! Плесни Иоанну. Да чего ты, глупая, палец суешь? Эка ему-то беда, коль травинка попадет! Поперек глотки не встанет.
– Не встанет, Петл Алексеич, не может она встать. Плоглочу! – подхихикнул Москвичев. – Пью единственно за всех ваших дел удачу, блогополучное вам начало со свелшением.
– Ладно тебе, – довольно раздуваясь, сказал хозяин. – Акилина, не спи! Плесни-ка еще пискуну! Да Коле-Николаю дай уж…
Акулина Гурьевна угощала гостей из простых граненых стаканов, которые были приготовлены на подоконнике, а не на столе. Стол – для хозяина. Для гостей же были приготовлены черный хлеб с солью. Сам закусывал одним чесноком: выпьет – и дольку в рот.
Так Петр Алексеевич Зимороев «гулял». Гуляя, болтал. Для болтовни требуются слушатели, для веселья – подхалимы-развлекатели. Обе эти роли выполнял Москвичев, распутный старичишка, «Ваня лыба-в-лот» по уличной кличке, которая пошла от любимой поговорки Москвичева: «Это те не рыба в рот!»
– Веселись, Иоанн лыба-в-лот, – командовал Зимороев. – Веселись! Видишь, гуляем. Мы большие дела делаем. Мы, брат, с золотом. Ты знаешь, кто мы?!