Вместо этого я спросила Джулиана, не скучает ли он по лыжным соревнованиям.
— До некоторой степени, — ответил он. — Совсем не так, как в первое время. Спортивный азарт становится частью натуры, и человек нуждается в опасности, в том, чтобы бросить вызов, проверить себя. Синдром опьянения победой. Думаю, что не смогу объяснить, в чем тут дело, человеку, не испытавшему этого на себе.
Благодаря Стюарту я имела представление о подобных переживаниях. Лыжи могли превратиться в страсть, в религию.
— Мистика, — поддразнила его я, потягивая теплое вино.
— Не пытайтесь определить это чувство, если оно вам не знакомо.
— Просто пытаюсь понять. Как люди могут посвящать всю свою жизнь такого рода занятиям? Это мир развлечений, свободного времени и игры. Он нереален. Даже содержать курорт лыжников — это не…
Его смех прервал меня на полуслове.
— Вы имеете в виду что-то вроде трудовой этики. А, на мой взгляд, это далеко не худший способ зарабатывания себе на жизнь. Возможно, в наше время человек именно во время игры приближается к своей собственной утраченной сущности Только это и спасает его от опасности быть целиком поглощенным, проглоченным тем, что вы называете реальным миром, который на деле является Молохом, жадным и ненасытным чудовищем. Только выскользнув из удушающих объятий так называемой «реальности», вы можете словно впервые увидеть небо, холмы, землю. И себя тоже. Все это ближе к реальности, чем вы думаете, потому что возвращает нас к ощущению сопричастности с жизнью вселенной. Я не считаю такую жизнь потраченной впустую. Люди, приезжающие из городов, завидуют нам.
— Я знаю, что между людьми, увлеченными лыжным спортом, завязываются прочные взаимоотношения, иногда длящиеся всю жизнь. Но я не понимаю, почему альпинист должен покорять следующую вершину. Или почему человек должен пересекать океан на утлом суденышке. Почему некто желает быть обязательно первым и самым быстрым на горных склонах? Неужели всякая предыдущая гора хуже, чем последующая? Откуда берется этот внутренний импульс? Для чего он существует?
Неожиданно проявил ко мне не меньший интерес, чем я к нему.
— Как это вы ухитрились остаться такой незатронутой, невовлеченной? Неужели подобные страсти никогда вас не захватывали?
— Невовлеченной! — возмутилась я. — Да я может быть, самый вовлеченный человек на свете, я…
— Вы вовлечены в жизни других людей, прервал меня он. — А как насчет вашей собственной жизни? Кто вы? Чего хотите вы сами?
Я не знала, как выкарабкаться из сложившейся ситуации. Он с недюжинной проницательностью задавал именно те вопросы, на которые я не могла ему ответить.