Джулиан молчат так долго, что я засомневаюсь, продолжит ли он свой рассказ. Я сидела молча и ждала. Когда он снова заговорил, его тон смягчился, как бывает при воспоминании о том, кого полюбил и потерял.
— Стюарт стал моим младшим братом. Мне казалось, что нас связывают кровные узы. Мы любили друг друга. Но я хотел, чтобы он достиг совершенства; я хотел этого ради Стюарта, а не ради того, чтобы наверстать упущенное, как думает Шен. Я перерос такого рода мелкие чувства. Я желал Стюарту успеха, потому что он был для него создал — ибо был прирожденным чемпионом. И он имел качество, встречающееся крайне редко: он совершенно не боялся. Перед любым соревнованием оставался абсолютно спокойным. Сначала это меня беспокоило. Потому что капелька страха нужна, чтобы адреналин поступал в кровь. Но к Стюарту это правило не относилось. Он хотел побеждать — и неуклонно шел к цели. У меня нет никаких сомнений в том, что через год он стал бы чемпионом страны, а через два — Олимпийских игр.
Я представила себе Стюарта сидящим в мрачной тюрьме; его подкосили на взлете. Меня мало волновали чемпионские титулы, но я хотела, чтобы мой брат достиг того, к чему стремился.
— Тогда почему вы не помогаете ему сейчас? — спросила я. — Почему не вызволите его из тюрьмы?
Казалось, он меня не слышал. Когда он опять заговорил, в его голосе звучал гнев, сила которого меня испугала.
— Вы хотели узнать, что за человек Стюарт Перриш. Я вам скажу: он был чемпионом до мозга костей. Это значит, что он был одержимым, безжалостным и эгоистичным.
Я не издала ни звука, но мне пришлось изо всех сил сжать подлокотники кресла, чтобы удержаться от негодующего возгласа. Джулиан продолжал:
— Я никогда не встречал членов его семьи, он меня с ними не знакомил и о них не говорил. Думаю, отец и мачеха его избаловали. Я знаю, у него есть сестра; наверное, доля вины за воспитание брата лежит и на ней. Он был красив, молод и крайне самоуверен. Он привык иметь что пожелает — так уж его воспитали в семье.
Мне снова пришлось сдержать гнев и воздержаться от комментариев.
— Уж не говорю о его девочках, — продолжал Джулиан. — Он имел шумный успех среди начинающих лыжниц «крольчих», думаю, они от него натерпелись. Впрочем, я не возражал против его увлечений. Кто-то должен учить уму-разуму молоденьких девушек. Но когда дело дошло до Марго, чаша моего терпения переполнилась. Она сказала мне, что он к ней приставал.
— В инвалидном кресле?
Он поморщился, как от боли.
— Вы ее не знали. Она оставалась такой же привлекательной и обворожительной, как всегда, хотя я и разрушил ее жизнь. И она не была полностью парализованной, несмотря на поврежденный позвоночник. Жизнь в ней не иссякла, она могла чувствовать. Она была моей женой.