Мимо Верховодова и Захира, натужно ревя, поднимались “Уралы”, потом легко проскочили бронетранспортеры – половина колонны прошла, отметил про себя Костя, а они то смотрели карту, то чертили что-то носками ботинок на пыльной обочине. Уже весело и бесшабашно покрикивал на наиболее робких водителей Карин, взявший на себя роль паромщика, потом подъехал и остановился последний “Урал”, поджидая снимающуюся чулком охрану с гор, и когда подошел довольный проходом “ниточки” Гриша Соко shy;лов – еще ничего не знающий о просьбе командования, старший лейтенант и эмгэбэшник, знавшие о ней, тоже были удовлетворены раскладом, начертанным ботинками на дороге.
– Все, за детьми, – приказал Верховодов, увлекая за рукав лейтенанта, чтобы по пути объяснить ему новую задачу.
Захир, пряча карту, чуть отстал, потом вернулся, стер нарисованное на дороге и добежал догонять офи shy;церов.
…Их уже и не ждали. Из желтого, похожего на барак здания, который указали эмгэбэшнику высыпавшие к колонне дети, вышла старая женщина. Протянутые в мольбе руки – это не требовало перевода, это язык, понятный для всех.
Верховодов кивком разрешил фельдшеру колонны прапорщику Хватову и двум санинструкторам от “соколиков” идти в дом, и женщина, увидев красные кресты на сумках, поспешила за ними.
На площадку перед домом вслед за ребятишками стекался народ, настороженно поглядывавший на при shy;шельцев. Гриша, как мог, расставлял “бэтры” по кругу, афганцы под командой Захира уже разгружали мешки с двух “Уралов”.
– Начинай, – проходя мимо эмгэбэшника, сказал старший лейтенант.
Захир отряхнулся от муки, вышел к собравшимся. Верховодов хотел со стороны посмотреть, как они будут реагировать на слова представителя кабульской власти, но его отвлек фельдшер:
– Сильное отравление, товарищ старший лейте shy;нант. Высокая температура, рвота с кровью.
– Сейчас что-нибудь сделать можно?
– Кое-что сможем, но, конечно же, их надо везти в больницу или госпиталь.
– Машины под погрузку практически готовы. Мы оставим два ряда мешков на дне кузова – на них и кладите детей.
– Есть, – ковырнул прапорщик и вновь исчез в доме.
Эмгэбэшника слушали настороженно. Захир должен был говорить, что она вывезут детей в Кабул, что он проклинает Изатуллу и его банду головорезов, из-за которых дети остаются сиротами, и что он, Захир, клянется лично надеть на Изатуллу женское платье, если только тот появится на его пути…
Среди собравшихся прошелестел говор: видимо, Захир дошел в своей речи как раз до этого. А для афганца, настоящего горца угроза не то что надеть женскую одежду – даже сравнить с женщиной считается высшим оскорблением. Захир наживал себе коварного врага, и если только в этом кишлаке есть хоть один осведомитель Изатуллы, главарь почти сразу заскрежещет зубами, и тогда у крутого поворота, на серпантине, у моста – а может, и в любом другом месте, где он догонит колонну, докажет сначала Захиру, потом всем, кто слушал его речи, что платье ханум если м подходит какому мужчине, то это как рае самому эмгэбэшнику.