— Математика слишком абстрактная наука, нам же приходится иметь дело с явлениями очень конкретными.
— Это так, — согласился Астахов, — однако в нашем труде и труде математика есть много общего. Как ему, так и нам приходится иметь дело с неизвестными величинами.
Гришин не любил теоретических споров. Он не имел такого образования, как Астахов, пришедший в армию из университета, и ему нелегко было тягаться с ним. Майору казалось даже, что широкая образованность Астахова толкала его на поиски отвлеченных сравнений, отрывала от жизни. Математика же и физика, которые изучал Астахов в университете, казались Гришину неприменимыми в их практике. Во всяком случае, до сих пор он лично вполне без них обходился.
“Вот если бы Астахов работал шифровальщиком, тогда познания его в математике пригодились бы, конечно…”, — уже в который раз невольно подумал Гришин, но раздавшийся телефонный звонок прервал его мысли. Майор снял трубку.
Офицеры штаба армии обычно избегали в телефонных разговорах называть фамилии и звания старших начальников, но по тону голоса Гришина, по тому, как невольно выпрямился он, Астахов догадался, что разговаривает майор с начальником. Ответы его были предельно лаконичны. Они состояли из повторения слов “так точно”, “никак нет”, “слушаюсь”. Разговор длился не более нескольких секунд.
Положив трубку на рычажок телефонного аппарата, майор набросил на плечи шинель.
— Собирайтесь, товарищ Астахов, — сказал он, — нас генерал вызывает.
— Что взять с собой? — спросил капитан. — Какие сведения? Он ведь не любит, когда к нему являются с пустыми руками.
— Как мне кажется, — заметил майор, — на этот раз ему понадобятся такие сведения, которых у нас с вами нет и добыть которые будет нелегко.
Генерал Погодин не мог не согласиться с мнением командарма, ибо слишком хорошо знал неоднократно повторяемую, ставшую шаблонной тактику противника.
Из опыта боев Погодину было известно, что пехотные дивизии неприятеля, снятые с других участков обороны, появлялись в районе прорыва через один — два дня. Более быстрое появление их не могло не вызвать подозрений. При такой значительности масштаба операции случайность действий противника исключалась. В этом командарм был прав. Приходилось допустить, что противник получил откуда-то информацию о наших намерениях.
Генерал Погодин много лет боролся с разведкой противника и в совершенстве изучил повадки ее агентуры. Он знал, что многое в приемах врага повторялось, но никогда не подходил к своей задаче с предвзятым мнением. Напротив, он твердо был уверен — и всякий раз убеждался в этом, — что даже самый шаблонный ход неприятельского агента неизбежно заключал в себе элементы нового, типичные для создавшейся обстановки. Это умение угадывать новые детали в старом приеме разведчика почти всегда обеспечивало ему победу.