– Что, ты тут еще не была ни разу? Ну да, по виду еще молоденькая. Хотя с нынешними нравами…
– Где не была? – Ой, неужто к таксидермистам попала?
– Не была, значит, еще будешь. Это родильная комната. А ты давай слезай со скамьи, отмывать от шерсти замучаемся.
Правда, какой бы строгой не прикидывалась Олта, всё равно помогла мне слезть и даже посоветовала, как лапу держать, чтоб ходить не больно было. За дверью оказался коридорчик.
– Тут у нас кухня, тут кельи прислужниц, сюда ходить даже не думай, – наставляла меня женщина.
– А что там? – принюхалась я. Из-за закрытой двери ощутимо тянуло сыростью… и квашенной капусткой. Рот сразу наполнился слюной, намекая, что желудок скоро тоже присоединится к требованию банальному, но важному – пожрать.
– Вот любопытная! Ни как за это тебе крылышки-то подрезали? Чего скуксилась? Ладно, не буду спрашивать, захочешь – сама расскажешь. А это и есть наш храм, – распахнула Олта передо мной двери.
– Ох!
Пока я была в дальних, жилых комнатах храма, то даже не осознавала, куда собственно попала, зато сейчас восхищенно прижала уши и довольно некультурно раззявила пасть. Главная зала казалась маленькой мне просто огромной. С высокого аркообразного потолка спускались, образуя своеобразный шатер, изумрудные отрезы ткани, в этой обстановке больше походившие на ленты. Да и все стены оказались драпированы шелком, скользким и блестящим, напоминавшим роскошный наряд на бежевом теле камня. Что только подчеркивалось многочисленными вазами с цветами и круглыми медными гравированными бляшками, развешанными на цепях между белых, в красную жилку колон.
Но истинным украшением храма был вовсе не его праздничный яркий наряд, а белая статуя, установленная в нефе. Она изображала красивую пышнотелую женщину с округлым выпирающим животиком, волосы ее блестели позолотой, глаза сияли голубыми самоцветами, а коралловые губы ласково улыбались. Наверняка статуя была выполнена совсем нагой, раз одета в настоящее платье, вышитое диковинными орнаментами. На шее, руках и даже на босых ногах надеты сотни бус, от деревянных до драгоценных колье. Они же висели на специальных чугунных подставках, венчавшихся казанами с другими украшениями, типа браслетов или серег. Прекрасная богиня держала чашу, больше похожую на перевернутый щит, в которой полыхал огонь, бросавший живые тени на лицо и глаза скульптуры.
– Зачем столько? – посмотрела я на настоятельницу.
– Это традиция. Как только женщина узнает об удачном зачатии, ее муж покупает ей всевозможные украшения, желательно звенящие, – усмехнулась она. – Беременная носит, их пока не разродится. Именно по звону ребенок узнает свою мать. После ритуала мать отдает все украшения богине, оставляя для своего дитя лишь одно, дочке для приданного, сыну для подарка невесте.