А не может. Я кинулась в комнату, подхватила куртку, по дороге натягивая сапог и чуть не падая на бегу. Фею сгребла в капюшон и, уже вылетая в коридор, вспомнила о втором сапоге. Блин!
…Но он ждал! Он стоял и действительно ждал меня у входа в таверну. Похлопывая по бедру перчатками, хмуро наблюдая, как я кубарем скатываюсь с лестницы, возведя глаза к серому с недосыпа небу.
— Я — все! — запыхавшись и пытаясь улыбнуться.
— Пошли, — кивает он и первым направляется вниз по улице.
Прекрасно зная, что я пойду следом.
Счастье кружит голову. Моя сказка стала былью! Хорт — рядом, на небе светит солнце, выглядывая из-за редких облаков; птицы прыгают по веткам, заливаясь трелями, а волосы треплют прохладные струи утреннего ветерка. Иду за охотником по тропинке, напевая что-то под нос и не переставая улыбаться. Вспомнились подворотни, канавы, затравленный взгляд на мир и людей, постоянный голод и резь в желудке… и отчаянная вера в чудо, загнивающая и загибающаяся в душе.
Я ведь все готова была отдать. И жизнь, и веру, и все-все. Лишь бы все закончилось. Неважно как. Неважно чем… лишь бы это прекратилось.
И ведь прекратилось.
Одно-единственное грязное колечко и полувменяемая фея подарили мне новое тело, новый мир, уверенность в будущем и любовь. Вот он — мой принц на белом коне. Идет впереди, не оглядывается, ибо хмур и думает о высоком и чистом. Я ему столько всего сделала… убила, обратила в нежить, сделала вампиром, перекроила судьбу… Любой другой возненавидел бы. А он смог простить и полюбить. Странно, но факт. И я счастлива.
— Марина.
— А?
Огромная черная кошка шагает рядом и задумчиво на меня смотрит. Красивый хищный зверь, отличная защита. Сердце странно защемило. Вспомнился Вирх, но… я ведь не люблю его. Так зачем обманывать, трепать нервы и притворяться? Не люблю притворство — ни в каком виде.
— Ты… не жалеешь?
— О чем? — стараясь, чтобы ни единый мускул на лице не дрогнул.
— О Вирхе, — хмуро.
— Нет.
Дальше Мурз упорно молчал всю дорогу, задумчиво на меня поглядывая.
Мне разрешили нести все вещи и «не мешать ему думать». Мурз не дал переложить сумки на него. Он, видите ли, не носильщик, а защитник. Так что теперь все несу сама, покачиваясь от тяжести.
Какая все-таки сложная штука эта любовь.
Больше не могу. Сажусь на землю и зову Хорта. Охотник останавливается и недовольно возвращается.
— Что случилось? — И этот холодно-безразличный взгляд. А здорово он чувства маскирует. Еще немного, и я поверю, что меня совсем не любят.
— Я устала, — угрюмо. — И мне тяжело. Возьми хоть что-то.