Питер улыбнулся. И рассказал девушке, какой предстоит ему день.
Пока они беседовали, остатки «евангелины» были убраны и на столе появилось дымящееся, аппетитно пахнущее блюдо – «сарду». Яйца, сваренные вкрутую, лежали попарно на лепестках артишока, покрытые сверху взбитым шпинатом и залитые голландским соусом. Рядом с тарелкой Питера появилось розовое вино.
– Теперь мне понятно, что вы имеете в виду, говоря, что вам предстоит очень тяжелый день, – заметила Марша.
– А мне понятно, что вы имели в виду, говоря о традиционном новоорлеанском завтраке. – Питер заметил экономку Анну, появившуюся в конце галереи. – Великолепно! – крикнул он ей и увидел, как старая женщина расплылась в улыбке.
Через некоторое время – Питер так и ахнул – появилось горячее мясное филе с грибами, поджаренный французский хлеб и мармелад.
– Сомневаюсь, что смогу это осилить… – покачав головой, сказал Питер.
– Еще будут cripes suzette[11], – сообщила Марша, – а также cafe au lai't. Когда здесь были большие плантации, люди просто смеялись над европейскими завтраками. Они из завтрака устраивали пиршество.
– То же сделали и вы, – сказал Питер. – Причем дело не только в пиршестве. Вы сами; уроки истории, которые вы мне дали; часы, проведенные здесь с вами. Я никогда этого не забуду – никогда!
– Вы говорите так, словно прощаетесь со мной.
– Да, Марша. – Питер посмотрел ей прямо в глаза, потом улыбнулся. – Сразу после cripes suzette.
Воцарилась тишина; наконец Марша сказала:
– А я-то думала…
Питер перегнулся через стол и накрыл рукой руку Марши.
– Наверно, мы оба грезили наяву. Думаю, так оно и было. И для меня это была приятнейшая из грез.
– Но почему же только греза?
– Есть вещи, которые невозможно объяснить, – мягко ответил Питер. – И как бы человек тебе ни нравился, ты должен сделать правильный выбор, решить…
– Так, значит, мое решение не в счет?
– Марша, я должен верить своему суждению. Так будет лучше для нас обоих. – А сам подумал: верно ли? Ведь сколько раз инстинкт подводил его. Быть может, в эти минуты он совершает ошибку, о которой будет сожалеть много лет. Как можно быть в чем-то уверенным, когда правду часто узнаешь слишком поздно?
Питер почувствовал, что Марша вот-вот расплачется.
– Извините, – сказала она глухим голосом. Потом встала и быстро ушла в глубь дома.
А Питер сидел и корил себя за излишнюю прямолинейность – ведь он мог сказать все мягче, теплее, пожалеть эту одинокую девушку. Вернется ли она? – подумал он. Прошло несколько минут, и вместо Марши на галерее появилась Анна.
– Похоже, вам придется заканчивать завтрак в одиночестве, сэр. Я думаю, мисс Марша уже не выйдет.