— А я что, спорю? Тема важная, на нее пристегнули еще одну группу. А тут навалились второй участок, шестой и теперь четвертый. И вы еще стали требовать уволить Шоу и Кульчицкого! Ну что мне делать? С кем мне работать и давать результаты?
— Проси усиления!
— Я просил!
— Когда ты просил?
— В прошлый четверг, сэр, я просил у вас усиления, говорил, что мы не справляемся…
— Да? А я что ответил?
Леклерк вздохнул и покачал головой.
— Вам, сэр, дословно воспроизвести?
— Ах, четверг! — хлопнул себя по лбу майор Левин. — Да-да, помню… То есть совсем не помню, но это неважно.
Он посидел, собираясь с мыслями. Леклерк совсем его запутал. А четверг — да, он его почти не помнил. И четверг, и вечер среды в особенности.
— Итак, ты хочешь сказать, что у нас некому работать?
— Некому, сэр. Поэтому я был вынужден задержать увольнение Шоу и Кульчицкого.
— Так, — произнес Левин. — А ты им об этом сообщил? О моем решении?
— Нет, сэр, как можно, они же и так не паиньки, а если сказать: «Доделывайте работу и убирайтесь вон»…
— Я понимаю. Не сказал — и правильно, что не сказал. Собственно, что мы против них имеем? Они обгадились в Ривенсе, подстрелили не того парня. Они подставили весь наш отдел, когда подожгли в Обенсе здание полицейского управления. Зато…
Левин повертел в воздухе пальцем, подыскивая подходящее «зато».
— Зато они хорошо работают на шестом участке, — пришел ему на помощь Леклерк. — Две бригады стрелков-добытчиков отправлены в нашу военную тюрьму в Ловенбрее. Трое из них в тюремном госпитале. Сейчас разберутся с дилером, и шестой участок можно оставить в покое.
— Да и раньше они вроде справлялись, правильно?
— Справлялись, сэр.
— Тогда пусть быстрее доделывают работу в шестом и отправляются на четвертый участок. Там потеряны два беспилотника за последние два дня.
— Ужас какой, — покачал головой Леклерк, предчувствуя горячие денечки.
— Не то слово. Ладно, иди работай. Как поставишь этих двоих на четвертый участок, доложишь мне.
— Слушаюсь, сэр.
Огромная муха в который раз бросилась на штурм оконного стекла, ударилась в него, словно птица, и, потеряв сознание, рухнула вниз, попав на лицо спящего человека.
Тот вздрогнул, открыл глаза и с минуту смотрел перед собой, прежде чем моргнул и начал двигать зрачками.
Наткнувшись взглядом на батарею пустых бутылок на столе, он все понял и, прикрыв веки, в который раз пожалел о выпитом накануне.
«Но ведь не мальчик же… Ну можно же было чуть-чуть поменьше…»
Зная по опыту, что лежать бессмысленно и легче от этого не станет, Рем Кульчицкий сел на кровати и стал привыкать к такому положению, стараясь не замечать постоянного гула, которым, казалось, был наполнен весь мир.