— Прости, я невольно выдал тайные свои желания, забыл, что, имея дело с такой пугливой душой, как у тебя, надо молчать и скрывать свои намерения. Впрочем, признаюсь, мысли мои далеко не столь жестоки, как слова. Я не хочу покушаться на жизнь матери твоей жены, Господь свидетель, ни единым помыслом своим я не желаю ей зла. Но мы можем на время удалить ее от мира, устранить со сцены, заключить в безопасное и надежное место, дабы тем временем мы смогли принять надлежащие меры предосторожности, которые лишат эту женщину возможности вредить нам — лично или же через твою жену.
— Друг мой, — сказал Альфонс, — ты знаешь, как я тебе доверяю, поэтому делай, что считаешь нужным. У меня к тебе единственная просьба: не говори ничего моей жене — она не должна знать, что это ты плетешь интриги против ее матери.
— Превосходно! Я проверну это дельце, и ты увидишь, что я сделаю все к нашему общему удовольствию.
Теперь, когда благодаря брату руки у аббата были развязаны, он стал вести себя по отношению к г-же де Шатоблан с удвоенной любезностью: показал ей замок, устроил ей прогулку по окрестностям; и, как следовало ожидать, не преминул коварно посеять кое-какие подозрения в голове этой все еще очаровательной дамы.
— Конечно, мы все сделали вид, что поверили рассказу Эфразии, — как бы между прочим заметил однажды Теодор в разговоре с г-жой де Шатоблан, — но, сами понимаете, трудно поверить, что ваша дочь могла незапятнанной выйти из рук Дешана. Мне очень хочется верить, что она ни в чем не виновата, но ведь, пригрозив женщине пистолетом, разбойник может сделать с ней все, что захочет. Да и в ее отношениях с Вильфраншем тоже, по-моему, не все чисто: если бы она не одобряла его ухаживаний, их отношения не были бы столь близкими. Понаблюдайте за ними обоими, и вы увидите, ошибаюсь я или нет.
— Я не могу поверить в истинность ваших слов, сударь, — ответила г-жа де Шатоблан.— Я уверена в добропорядочности моей дочери, она не способна на поступки, которые вы ей приписываете. Вступив в первый раз в брак, она пользовалась всеобщим уважением в своей новой семье; неужели семья второго ее супруга решила запятнать ее репутацию? Проведя юные годы при дворе, она принимала участие во всех придворных развлечениях, гораздо более подталкивавших к беспутству, в котором вы ее подозреваете, нежели
тихая сельская жизнь. Но, как вам известно, даже при дворе, где столько поводов забыть о добронравии, она не воспользовалась ни одним.
— Тогда как объяснить историю с разбойником?
— Моя дочь жива, и это уже отметает любое обвинение. У нее был выбор: смерть или бесчестье; она жива, значит, невиновна.