— Да, — сказал Рик. — Именно этого нам и надо. Но почему это должна делать ты?
— Потому что я ближе всех к нему, — ответила Ильза. — Не за этим ли вы с Виктором меня сюда послали? Любым возможным способом подобраться поближе к Гейдриху? Он мне доверяет.
— Нельзя тебе, — пробормотал Рик. — Слишком опасно.
— Если все, что ты мне сейчас рассказал, правда, тогда, может, это наш единственный шанс, единственный способ не навлечь на меня подозрений и сделать так, чтобы план сработал.
Рик нервничал. Они взялись импровизировать, а это плохо. Импровизация — это путаница. Импровизация — это опасность. Импровизация — это все не так, а если все пойдет не так, то все пойдет не так для каждого. Но какой у него выбор?
Ильза была в восторге. Путь, что минуту назад казался запутанной и коварной тропой, вмиг стал ровным и гладким. Она скажет Гейдриху, что для его же безопасности ему надо ехать по Карлову мосту, а не по Чехову, и он направится прямиком в ловушку. Рик прав: Гейдрих так и не поймет, что случилось, Ильза возьмет это на себя. Как это ужасно — таиться от Рика и от мужа. Но какой у нее выбор?
Они стояли перед ее домом на Скоржепке, глядя друг на друга, как едва знакомые люди.
— Тогда, в Касабланке, — сказала Ильза, — я просила тебя подумать за нас обоих. Тогда я была другим человеком. Не знала, чего хотела, сама себя не понимала. Теперь понимаю. В последний раз мы расставались на твоих условиях, Ричард. Сейчас расстанемся на моих.
Они простились — формальное рукопожатие, легкий поклон. Ильза толкнула дверь и исчезла в подъезде.
Рик шагал по булыжным улицам и думал о Париже. Ильза думала только о Праге.
Нью-Йорк, август 1935 года
Лоис Мередит вернулась в его жизнь так же внезапно, как три года назад из нее исчезла. Три года — немалый срок доя безответной любви, но Рик неплохо управлялся.
Дела шли хорошо. Теперь уже легальный клуб «Тутси-вутси» обошел все бывшие подпольные заведения и по величине и по обороту. Здесь лучшая выпивка и лучшая музыка, и все это знали. О клубе Рика Бэлина говорил весь город. Даже Дэймон Раньон завел себе здесь постоянный столик, перебравшись в «Тутси-вутси» из закрывшегося «Долгоносика». Про себя Рик считал Раньона пьяницей и ничтожеством, но все равно привечал: упоминание в колонке Раньона для любого заведения означало удвоение прибыли практически на другой же день.
В тот вечер Рик вышел посмотреть, как дела в танцевальном зале и много ли народу. Жизнь хороша, вряд ли может быть лучше. Рик переехал в «Сан-Ремо» на Сентрал-Парк-Вест. Мать — чтобы не так мучила совесть, что совсем ее забросил, — он поселил в приличной квартире в доме на 68-й улице между Мэдисон и Парк-авеню. Он заключил мир с Салуччи и Вайнбергом, хотя итальянец все еще пытался время от времени слегка наехать на их подпольную лотерею. Рик никак не мог взять в толк, отчего кому-то еще интересна эта лотерея. Пятаки и даймы, собираемые с обитателей Гарлема — теперь почти целиком черного, — не стоили ничего в сравнении с деньгами, которые приносит узаконенный клубный бизнес. Из всех заведений цветной части города «Тутси-вутси» практически единственный пережил отмену «сухого закона» и процветал. Заботиться нужно лишь об одном — чтобы белая публика не перестала приходить в заведение, расположенное севернее 125-й улицы.