– И узнай, с ней ли Марина? – добавил он уже спокойнее.
Катерина послушно закивала головой, продолжая набирать номера.
– У Виктории Андроновны большая программа, – едва выдавила она из себя. Губы дрожали и по щекам начала течь тушь, но не от слез – секретаря-референта нешуточно бросило в пот. Чувствовалось, что барышня выросла в холе и неге, а серьезно пугаться ей не приходилось. Ну, что ж, все когда-то случается впервые…
– Она не знала, вернется в офис, или нет. У нее с премьером два мероприятия, а потом еще открытие арт-галереи на Оболонских Липках>[37] и…
Сергеевский компьютер щелкнул, фиксируя последние слова. Есть!
Маринка любила живопись и даже сама рисовала понемногу. Сергееву нравилось то, как она видит мир. Взгляд был не искаженный, не нарочито оригинальный, а просто свежий, как и бывает у талантливой молоденькой девушки, почти подростка. Она видела все по-своему, но все же дерево у нее было деревом, листва – листвой, скамейка – скамейкой. Только вдруг, под этим самым деревом на скамейке сидел, развалившись, невероятных размеров рыжий кот в солнцезащитных очках, похожий на киношного Гарфилда, и жевал ромашку. Он был задумчив и грустен. По небу катился желтый комок солнца, а по траве, возле скамейки – большой разноцветный мяч. И никого больше на картине не было. Картина называлась «Парк одиночества», и висела у Умки в гостиной. Ей там было самое место.
Арт-галерея на Липках. Маринка рассказывала о ней во время последней встречи. Вика взяла Маську с собой. Если там торжественная часть, открытие, то понятно, почему молчат мобильные. Быстрее, Сергеев, быстрее!
«И не забыть, что Маринку нельзя называть Маськой. Она этого не любит, подумал Михаил, скатываясь по лестнице к центральному подъезду. Быстрее, быстрее. Оболонь – это другой конец города».
Рыбальский мост>[38] давно закрыли, а по Набережной дорога была неблизкой. Сергеев стартовал так, что машину начало «крестить» на булыжнике. Он слетел вниз по Грушевского, проскочил на «желто-красный» поворот на Парковую, потом на Крест>[39] и возле филармонии выскочил на встречную полосу.
Очередь на стрелку возле фуникулера пришлось объехать по тротуару – он подрезал черный спортивный «лексус», сходу взял бордюр – залязгала подвеска. Отчаянно сигналя, Сергеев прокатился мимо «Макдональдса», соскочил на дорогу и влез в поток, поворачивающий налево, на Набережную. Какой-то «жигуль» едва не снес ему багажник, но Умка успел увернуться, загнал на самый край дороги небольшой джип справа, сменил полосу под дружный водительский мат со все сторон, и добавил газу, лавируя между машинами. Завизжали тормоза. Кто-то кого-то догнал – громыхнуло железо, взвыли гудки.