– Знаю ли я Юсуф Ахмеда? Его тут многие знают. Он слишком стар, чтобы быть твоим другом. И он большой человек – Президент Пунтленда!>[27] Ты хочешь связаться с ним? И думаешь – он будет говорить с тобой?
– Думаю, что будет.
– Скажи мне – почему?
– Я помог ему когда-то.
Собеседник Сергеева задумался. Причем, задумался настолько, что на некоторое время позабыл о маске невозмутимости, и лицо его, до того похожее на лик резного африканского божка, купленного на рынке дешевых сувениров, ожило. Он лихорадочно искал приемлемую для сложной ситуации линию поведения и, наконец, выбрал ту, что казалась ему лучшей. И маска невозмутимости снова легла на высохшую физиономию.
– Ты предлагаешь мне связаться с Юсуф Ахмедом? Кто он и кто я? Ты, наверное, сошел с ума? Не понимаю, почему я до сих пор не отдал приказ вас убить?
– Потому, что любишь деньги, – сказал Хасан на арабском за спиной Сергеева. – И думаешь, как бы получить что-то большее, чем три ствола, пропотевшую одежду да пыльные ботинки…
Негр вздрогнул, перевел глаза на Аль-Фахри и ответил на том же языке:
– Любая добыча достойна того, чтобы поблагодарить за нее Аллаха.
Он снова посмотрел на Умку и спросил:
– А твой третий спутник не китаец?
– Насколько я знаю – нет.
– Я надеюсь на это. Почему ты так уверен, что я сделаю то, о чём ты просишь?
– Я не уверен. Но думаю, что Юсуф Ахмед будет доволен тобой. А у него хорошая память.
– Да, у него хорошая память, и если он будет недоволен, то я убью тебя. И тебя, – добавил он по-арабски, обращаясь к Хасану. – И этого, – он повел стволом в сторону Базилевича, – который боится, тоже убью.
– Я догадался, – сказал Сергеев. – Ты убьешь всех. Ты уже говорил.
Абориген думал, причем думал так напряженно, что Михаилу слышался гул мыслительных механизмов, притаившихся под черепной крышкой собеседника. Негр пытался сопоставить собственную природную жадность с природной же осторожностью, проистекавшей из богатейшего опыта многолетних гражданских войн. Некто, оказавшийся в нужном месте и в нужное время, мог стать богатым по здешним меркам человеком, а не прочувствовавший ситуацию рисковал превратиться в пищу для стервятников за считанные минуты. Человек с ружьем занимал определенную ступень в здешней иерархии, был полевым командиром, пусть маленького, но собственного отряда. Умка, знавший местные реалии недавних лет, вполне мог предположить, сколько ожерелий из отрезанных ушей должен был собрать его собеседник для того, чтобы забраться на эту ступень в иерархии. И терять, пусть невысокий, но статус, из-за эфемерной возможности получить благодарность от Президента недавно образованной страны, было бы глупо. Но можно и получить дивиденды. Больно уж уверенно вел себя этот, говорящий на плохим французском, русский. С очень убедительными интонациями говорил чужак, едва складывающий слова во фразы. И взгляд пришельца, почему-то, при все своей невыразительности, заставлял организм вырабатывать адреналин: абориген на мгновения пугался, и сам удивлялся своему испугу – ведь устрашить человека, ставшего вожаком стаи, ох, как не просто! И полевой командир Исмаил Моххамед Ахмад, славившийся даже среди своих холодной, расчетливой жестокостью, звериной осторожностью и интуицией, принимавший участие еще в восстании 1978 года,