— Что ж, выйдете вы через дверь. И немедленно! Он театральным жестом указал направление.
Она усмехнулась, и у него мороз по коже прошел от ее усмешки. Фэйд как никогда была похожа на свою легендарную прародительницу: облегающая кожаная одежда, высокие сапоги, множество кос, заплетенных от самого лба. Ему вдруг стало трудно дышать, как всегда рядом с ней потому-то он никогда не позволял ей приближаться, всегда сбегал первым, завидев ее на расстоянии меньше десяти шагов. Сейчас она была так близко, что он видел блеск ее глаз и эту ненавистную усмешку в точности такую же, как у Кинтаро, будто говорящую: «Все будет так, как я захочу!»
Внезапно он понял, что его отточенных царственных жестов и ледяного тона будет недостаточно, чтобы заставить ее уйти. И снова ощутил холодок, но не подал и виду. О нет, он не станет терять лицо, бросаясь к двери или призывая на помощь. Таэсса отвернулся, всем своим видом демонстрируя равнодушие. Однако следил краем глаза за каждым ее движением в зеркале. Она шагнула вперед, и сердце его снова пропустило два удара. Прежде она никогда не пыталась сократить дистанцию. Он отталкивал ее колкими словами, холодными взглядами и она молча принимала отказ: не споря, не злясь, с одним лишь выражением тоски/боли в синих глазах, которые теперь так победно сияли, что он не мог выдержать их взгляда.
Она прошлась по комнате вальяжно, уверенно, направляясь вроде бы не к нему, но приближаясь с каждым шагом. Невольно он покосился на дверь, вымеряя глазами расстояние. Но в тот же момент стало поздно бежать, потому что она заступила ему дорогу. И сказала, прищурившись:
— А ты и впрямь держишь под подушкой «Лепестки жасмина», мой серебряный.
Щеки его обдало жаром от стыда и гнева. «Убью проклятого варвара!» подумал он в ярости. Наглый Сайонджи наверняка разнюхал все для своей госпожи, начиная от тайной калитки и заканчивая расположением окон. И конечно же, она рылась в его вещах и в его постели, пока его не было дома, и видела пошлую книжку. Иллюстрированное издание, в котором диалоги, конечно, совпадали с «Лепестками жасмина», и сюжет тоже в общих чертах. Только то, про что у Белет-Цери говорилось в двух словах, занимало там не меньше пяти страниц. Стыднее всего, что именно она держала в руках несчастный порнокомикс и наверняка вообразила себе невесть что…
— Убирайся вон! Или я позову слуг! прошипел он, сознавая, что сейчас сквозь фальшивый румянец на щеках проступает его собственный. Ах, если бы ему досталась такая же белая кожа, как у нэйллью, и такой же бледный, почти невидимый румянец!