— Не думаю, усмехнулась она, и две вещи произошли одновременно с этим. Она схватила его за запястье, и ножны ее длинного степного ножа стукнулись об пол. Она просто стряхнула их с клинка, как делают степняки в бою.
Таэсса не был солдатом, как его отец и дед, и никогда не дрался на дуэлях, предпочитая быть их причиной, а не участником. Помимо обязательных для юного дворянина уроков фехтования, он не держал в руках оружия и не сталкивался с вооруженными людьми лицом к лицу. Наставник по рукопашному бою учил его избегать ножа и обезоруживать противника, и уроки эти уверили кавалера, что его эльфийской реакции достаточно, чтобы несколько дюймов стали не представляли угрозы. Но теперь дыхание замерло у него в груди, и колени ослабели.
«Никогда еще любовники не обнажали над ним клинка…»
Потом он думал, что был готов умереть в тот момент. Был готов к тому, что Фэйд Филавандрис, доведенная до отчаяния, поднимет на него руку. Как же он плохо ее знал! Неужели Фэйд упустила бы такой шанс растерянный и совершенно онемевший Эсса Элья?
Она толкнула свою добычу к стене, прижала всем телом. Он ощутил ее дыхание на своем лице и лезвие ножа на шее под самым ухом. Она чуть вдавила лезвие в кожу, и он замер, стараясь откинуть голову как можно дальше, и тогда она поцеловала его в рот, полуоткрытый на вздохе: ожог, молния, солнечный удар, все это вместе, в одном касании губ! Прежде чем он понял, что делает, он уже покорялся ее губам, настойчивому языку, руке, развязывающей узелок его пояса, лезущей между ног. На нем не было ничего, кроме легкого шелка, и он оказался прижат обнаженной кожей к ней одетой, держащей у его горла десятидюймовый клинок, и это было так пугающе эротично, что он просто сдался и закрыл глаза, позволяя ей делать с собой все, что заблагорассудится. В ушах у него стучала кровь, губы горели от ее поцелуев, по телу прокатывались волны дрожи, и колени стали как ватные. Внезапно нож скользнул вниз, к ямке между ключиц, по-прежнему холодя, но не разрезая кожу, и Таэсса понял: сумасшедшая Фэйд прижала клинок тупой стороной. Но ему было уже все равно. Он бы не смог даже рукой пошевелить, чтобы оттолкнуть ее. Особенно когда губы ее спустились ниже на шею, грудь, сосок, живот, ямку пупка, бедренную косточку… и сомкнулись на его предательски восставшей плоти. Вскрикнув от стыда, он прикрыл глаза тыльной стороной ладони, будто закрытые веки были недостаточной защитой. Будто рукой можно было заслониться от правды. Наглость Фэйд его завела, возбудила, и покорился он не насилию, а собственному безрассудному желанию. Он мог бы сказать, что любой молодой и здоровый мужчина возбудится, если его схватят за член. Но эльфийская часть его природы не позволяла лгать самому себе. Любой мужчина, но не тот, кто наполовину эльф. Не тот, кто больше подвластен желаниям сердца, чем желаниям плоти.