Молчать больше надо! Вот и будет тяжелое, приличное лицо!
Белый хлеб, хороший слой сливочного масла, жалкенький ломтик заветрившейся лососины, треугольник лимонной шкурки и два желтых волоконца с соком при нем. Бутерброд! Надо съесть, потому что, кажется, не ужинал. Ходил черт знает где и накачивался кофе.
Ел понемногу, потому что заставлял себя. И думал — есть ли некий скрытый смысл в торчании на круглом насесте и созерцании запертой двери ночного клуба? Является ли сие торчание той жертвой, кинутой на алтарь безмолвной любви, которая будет угодна там, наверху?
Может, там посмотрят на него и скажут: этот заслужил, чтобы женщина в мышиной кофточке поняла наконец, разглядела наконец… А кто скажет-то? А неизвестно. Если чисто формально — Христос и Богородица, пожалуй. Поскольку формально Марек, сам того не желая, с полутора лет был православным.
Бабушка-полячка имела сводную сестру, о которой Марек знал только то, что звали ее Лизой. Эта Лиза, лишившись мужа, с неожиданной отвагой уверовала и несколько раз, беря у родственников малых детишек как бы для прогулки в сквере, относила их в ближайший храм и тайно от молодых родителей-атеистов крестила. А крестики хранила у себя, и когда померла — они куда-то подевались, такая вот миссионерская деятельность…
Эту историю рассказал Мареку брат, а ему давным-давно — кто-то из родни. Марек сказал брату, что покойнице нужно было на старости лет уладить какие-то свои сложные отношения с Богом, но это вроде бы никого и ни к чему не обязывает. Брат согласился — такие мысли должны приходить в голову по случаю подведения итогов, а никак не раньше.
Марек задумался о поре подведения итогов, а за стеклянной дверью «Марокко» появился кто-то черный, огромный, нет — целых двое черных и еще что-то невнятное, ускользающего цвета. Дверь открылась, выскочило тонкое существо… она?
Следом вывалился расхлябанный дядька, тот самый, огромный, с которым пришла она. Сейчас дядька был как вставший на задние лапы медведь, и от него сквозь витрину кафешки потянуло острым сквознячком опасности.
Пока Марек, забеспокоившись, сползал со стула, перед дверью клуба произошел короткий, но энергичный разговор. Собеседники яростно вскидывали головы, беззвучная ругань клубилась между их ртами.
Огромный дядька почти без замаха дал женщине пощечину. Женщина отлетела, удержалась на ногах и, как кошка, кинулась на него — когтями в глаза.
Игроки в нарды уловили суету на улице, подняли от доски головы.
— А, эти…
— Совсем сдурели.
Марек застрял в дверях. Он понял, что здоровенный косолапый дядька может без всяких там словесных нежностей размазать его по стенке.