Марек слонялся вдоль высоких витрин и таращился на товар. Трубки стояли в четыре этажа на прозрачных и на черных подставочках, демонстрируя свои соблазнительные округлости, полированные, лакированные или нарочито шероховатые. Там же почему-то были и плоские коньячные фляжки, карманные, на сто и на двести грамм.
Он уже знал — вот это не настоящая фирменная пенковая трубка с резной рожей, ее выдает цена, фирменная дешевле семидесяти у.е. не бывает. Ее нужно поскрести ногтем. Фальшивая, прессованная пенка дает характерную стружечку.
А это — трубка типа «бильярд», с прямым чубуком, а это — «принц», чуточку сплющенная, а это… Яков Анатольевич, это — что?
Зильберман не ответил.
Наверное, он сейчас сидел у окна и мастерил кожаный кисет. Он давно собирался сделать настоящий кисет для табака, в который для нужной влажности он будет класть половинку маленького яблока. А смесь табаков нужного качества он потом составит сам, такая смесь называется «микстура»…
Марек помнил все, что старик рассказывал и про трубки, и про табаки, и даже про кальяны, и про трамбовки-топталки с крошечными лопаточками для выгребания золы, вот витрина с этими трамбовками, и про то, что для правильного обкуривания трубку изнутри полезно смазывать медом…
Марек перебирал в памяти подробности, как будто выстраивая красивый и увлекательный рекламный текст. И чем больше получалось — тем яснее он понимал, что трубку себе не купит уже никогда. Никакую. Нельзя…
Зильберман протянул сквозь кожу большую иглу и кивнул.
Я все помню, сказал тогда Марек Зильберману, и про трубки, и про йети в карстовых пещерах, и про Светония с Плутархом, и про пирамиды ацтеков, и про десятый круг Ада, и про созвездие Змееносца, и про человека, которого прозвали бен- Пандира, сын Пантеры, и про склепы критского Лабиринта. Ты успел дать — я успел принять.
И он действительно все это помнил.
Когда пискнул канкан, Марек не дал ему воли. Просто нажал в кармане подряд на ощупь несколько кнопок, и канкан заткнулся.
* * *
— Но мы за теми, кого мы любим, спускаемся в Ад, — прочитал Марек. Он уже лежал в постели, и прямо перед глазами были недописанные строчки.
Чьи, будь они неладны?
Старший никогда не писал стихов, да и песни пел какие-то дурацкие, приблатненные. Не мог старший, проснувшись, нашарить авторучку, которой на сон грядущий вписывал слова в кроссворд, и прямо на обоях!..
Не так он устроен.
Да и, с другой стороны, кого это он вдруг настолько любит, чтобы спуститься в Ад?
Если бы кто взялся составлять список его подружек и временных невест, тот бы здорово себя утрудил. Красивый, сильный, спортивный, чуть ниже ростом, чем полагается по теперешним канонам мужской красоты, но весь в мускулах — и вообще все при нем, работа хорошая, машина, перспективы, вот уже на квартиру почти накопил, а сколько не хватает — возьмет в банке кредит. И с сумасшедшей старухой запросто может справиться. Жених, блин! Правда, жених переборчивый. Как успела его определить бабка-полячка: вередливый.