…море — синее, сине-зеленое, серое, свинцово-серое, черное, ровное, гладкое, вспаханное мотыгой ветра, бурное, гневно кричащее сотней изменчивых глоток — и белые, белые, белые пряди срываются в небо, в зеркало, отражающее море…
…степь рыжая, и зверь, застывший в рывке, убегающий от стрелы, недвижно висящей в густом летнем воздухе…
И еще ему снились глубокие, непонятные глаза… женские глаза…
Ему снилось все это — в начале, — и с каждым разом бледнее, бледнее… Темнота растворяла видения. Постепенно, медленно, но неуклонно. И видения пропали вовсе. Ему начала сниться яма. Все время яма. Эта яма. Эта проклятая яма.
Эта великая Яма.
Он просыпался — и видел яму. Он засыпал — и снова видел яму. Только ее.
Грязная солома, гнилая солома, не солома даже, а комок овеществленной сырости — от нее тянуло липким и вонючим теплом.
Временами ему казалось, что солома накрепко приросла к коже. Тогда он внезапно вскакивал, больно ударяясь ногами и начинал яростно скрестись, чувствуя отвратительный, нестерпимый зуд во всем теле, раздирая себе кожу до крови и не находя облегчения. В яме поднимался звон — от цепей.
После этого где-то наверху шаркали неспешные шаги и кто-то склонялся над ямой. Сверху падало:
— Что, еще не сдох? Ничего, скоро сдохнешь. Да не греми ты, оборванец!
И проговорив добродушно-ленивым тоном эти обязательные слова, некто в тусклом шлеме снова исчезал.
Слова еще некоторое время парили в бесцветном душном воздухе, цепляясь за стены:
— Скоро сдохнешь… С-с-ско-оро-о с-сдо-ох-неш-ш-шь…
Узник на некоторое время успокаивался. Он подбирал цепи и снова укладывался на подстилку. Иногда — покружившись на месте несколько раз, как собака, совершающая обязательный ночной ритуал.
Постепенно тусклый квадрат над головой темнел (или так только казалось?). И узник закрывал глаза и проваливался в сон.
Чтобы снова видеть во сне великую Яму.
И так было долго, нестерпимо долго.
Однажды, когда в яме вновь поднялся звон от цепей, человек в шлеме, как обычно, наклонился и сказал:
— Еще не сдох? — но вместо ожидаемого «скоро-сдохнешь-скоро-сдохнешь» вдруг с оглушительным грохотом отодвинул тяжеленную решетку, делившую большой квадрат на множество маленьких, и крикнул:
— Держи!
Перед лицом узника заплясал конец веревки.
— Лезь сюда!… Живо, дохлятина!..
Живо!
Легко сказать — живо. Видно, человек в шлеме никогда не сидел много дней и ночей на грязной подстилке. Его руки всегда были сильными и цепкими. Его ноги всегда крепко и уверенно стояли на земле. Его желудок никогда не испытывал недостатка в сытной и вкусной пище. Его никогда не покидало чувство времени, потому что для него важным было слово «когда». Когда есть? когда спать? когда оправляться? когда совокупляться?