Федор оказался прав. Через два дня исчезли сразу двое: Степан Ладов двадцати лет и Фёкла, дочь недавно купленного барином Петра Майданикова. В начале решили, что был сговор и отослали конных для поимки беглецов. Но когда неподалёку от склепа нашли картуз Степана и забрызганную каплями крови кофточку Фёклы, а Сычкарь, осмотрев место, уверенно заявил, что тут был огромный волк, стало ясно, что никуда никто не убегал. Влюблённая парочка просто сгинула, как сгинули до неё Глашка и сторож. Вооружившиеся рогатинами и вилами мужики обошли весь лес, но никаких следов пропавших не обнаружили. Федор, оказавшийся близ курганов чуть ли не раньше всех, долго ходил возле склепа и что- то высматривал. Что там увидел, он никому не сказал, но пришёл домой злой и нелюдимый, за ужином обругал жену и дал подзатыльник не в меру разбаловавшемуся сыну. А по селу уже стали потихоньку шептаться о появлении оборотня.
С утра барина бил озноб. Надев шубу, он вышел на крыльцо и, подставив лицо едва заметному ветерку, вперил взгляд в поднимающееся над горизонтом светило. Он смотрел долго, пока в голове не замелькали разноцветные блики, а из глаз не потекли слезы, но даже это не смогло заслонить то и дело выплывающее лицо цыганки. Вольдемар Кириллович, съёжившись и передёргивая плечами от озноба, опустил веки и, повернувшись, пошёл прочь, уже не пытаясь бороться со своим кошмаром. Неожиданно лицо старухи исчезло, и только красноватые блики от солнца в беспорядке мельтешили в его мозгу. Позавтракав, граф приказал заложить карету. Уже едучи в направление уездного города, Вольдемар Кириллович немного успокоился и, вслушиваясь в заунывную песню ездового, погрузился в туманную дрёму.
Казалось, откуда- то издалека послышался какой то звук. Он нарастал. Вначале Вольдемар Кириллович ощутил идущее от него беспокойство. Затем сознание пронзила бездонная тоска одинокого, мающегося существа. И уже когда граф проникся к нему жалостью, готовностью помочь и разделить его одиночество, пришла мощная волна угрозы. Угрозы невиданной, потусторонней и от того столь ужасной, что Вольдемара Кирилловича передёрнуло с ног до головы. Оскаленная пасть появилась перед самым его носом и глаза, глядящие прямо в упор. вспыхнули кроваво — рубиновым светом. Лязг смыкающихся челюстей слился с пронзительным криком графа. Тот очнулся и, тяжело дыша, заозирался по сторонам. Почти тут же граф спохватился и бросил взгляд в сторону сидящего на козлах Афанасия / уж не заметил ли тот чего/. Но ездовой нахлестывал лошадей и по- прежнему пел песню. Только песня, которую он выводил, на сей раз была настолько тягучей, что напоминала вой и плачь одновременно. — Вот откуда у меня такой сон, — подумал Вольдемар Кириллович, запахивая разъехавшиеся в стороны полы шубы. Он сделал серьёзное лицо и, набрав полную грудь воздуха, гарнул: