— Хватит воду мутить, мужики, поозорничали и хватит, всё одно наши стрелы их не берут! — почёсывая макушку, задумчиво процедил он и, махнув рукой, милостиво разрешил столпившимся подле него лучникам: — Ну, давайте ещё по одной и будя стрелы тратить!
Повинуясь его команде, в руках лучников оказалось ещё по одной стреле, но на этот раз они все до единой были с красным оперением. Оборотки и взвизгнуть не успели, как в каждом из них торчало по краснеющейся на общем фоне стреле. Сперва нечисти лишь победно захрюкали, затем их хрюканье сменилось истошным визгом, быстро перешедшим в быстро затихающие хрипы. Страшные клыкастые порождения зла бились в предсмертной агонии, загребая лапами каменистую, покрытую трещинами землю.
— Вот, так — так, кто бы мог подумать, — покачивая головой удивлялся наш "ядовитый" десятник. — Это ж надо, чеснок, а? — вопрошал он, ни к кому, собственно, не обращаясь, но я счёл нужным спросить:
— А что, никто чесноком против этих тварей бороться не догадался? Почему?
— Так ведь всем ведомо, что чеснок — он против тварей ночных действенен, а эти днём шастают, вот никто и не подумал…
"Век живи — век учись", — хотел сказать я, но сдержался, сообразив, что может быть дело и не в чесноке вовсе, а в этой, столь любимой десятником, сивухе?!
Мы ещё некоторое время сидели на приютившем нас камне, дожидаясь полной неподвижности обороток, и только потом спустились на истоптанную, испоганенную множеством лап землю. Вонь стояла невообразимая. Твари тьмы источали такой аромат, что у меня едва не вывернуло желудок. Похоже, эти чудовища разлагались с непостижимой быстротой. Под толстой шкурой, проступая прямо на глазах, обнажались тяжёлые кости животного и страшные, украшенные длинными вытянутыми рылами, человеческие черепа. Больше смотреть здесь было не на что. Мы поспешили покинуть столь негостеприимное урочище, и вскоре уже очертания приютившего нас камня скрылись за толстыми стволами уродливо перекрученных деревьев.
В восторженно-радостной суете, вызванной нашей победой, никто из нас не догадался пересчитать валяющиеся на земле туши, а между тем в это самое время в дальних кустах зашевелились ветви, и самый маленький "кабанчик", осторожно переступая ногами, скрылся в тишине леса.
Мы постепенно удалились от смердящих туш и получасом спустя оказались близ живописного озера, образовавшегося на дне неглубокой ендовы*. Пред моими глазами раскинулась широкая голубая гладь. Камыши высотой в несколько метров окаймляли его берега, словно изумрудная оправа, в самом центре озера высился правильной круглой формы песчаный остров, отливавший на солнечном свете сусальным золотом.