Стоявшие едва ли не по колено в расплющенных, нестерпимо воняющих трупах ратники облегчённо перевели дух, но летающие гады не собирались отступать. Повинуясь крикам своего вожака, они устремились вверх, на этот раз поднялись под самые облака, и уже оттуда, помогая себе тонкими шелестящими крыльями, рухнули вниз.
— На колено! — крик десятника прорвался сквозь визг падающих вранов. — Товсь!
В считанные мгновенья копья россов оказались до конца унизаны перемолотым гнилым мясом, щиты лопались и разламывались на части. Один из ратников упал, погребенный навалившимися на него телами гадов. Вожак начал подниматься ещё выше, и остатки стаи устремились за ним…
— Сюда, сюда! — донёсшийся из приоткрытых дверей ближайшего здания голос был едва слышим за звуками гортанных криков и тяжёлых ударов бьющихся о мостовую тел.
— За мной! — десятник отбросил в сторону изломанный, ставший бесполезным щит, подхватил на плечо обездвиженное тело своего ратника и бросился к призывно машущей руками человеческой фигуре.
— Родыч, а ежели уловка вражия? — тяжело дыша, спросил догнавший десятника седовласый ратник.
— И… всё одно умирать… так лучше в бою… иль от стрел вражьих, нежели под телами аспидов вонючих, — под весом ноши бежать было тяжело, десятник начал отставать, слыша, как за спиной нарастают пронзительные звуки, издаваемые крыльями устремившихся вниз тварей.
— Сюда, сюда! — стоявшая на пороге фигура казалась мальчишеской, до того тонкой и худой она была. А лицо… лицо принадлежало измотанному худущему мужчине, которому перевалило за сорок. На его шее, скованной узким железным ошейником, болталась длинная ржавая цепь, уходящая куда-то вглубь помещения.
— Быстрее! — Евстигней едва успел укрыться под каменными стенами здания, как с неба посыпались чёрные комья тварей. Ратник, бежавший последним, у самых дверей споткнулся и тут же был пригвождён к мостовой тяжёлым ударом. Подняться ему уже не дали. Исчадия тьмы, одна за другой спикировав на беззащитное тело, расплющили его, превратив в перемолотую кучу мяса, засыпанную ещё более мягкой гниющей плотью убивших ратника тварей.
— Жаль Лося! — утерев с лица грязные капли могильной гнили, десятник снял с головы кожаную шапку. В его глазах стояли слезы. — Хороший мужик был!
— Хороший… — как эхо повторили оставшиеся в живых.
— Добро хоть энтот очухался, — заметил Родович, глядя на зашевелившегося раненого ратника Овереста, как раз того самого, который всё расспрашивал его о чарожниках. В тот же миг на крышу здания посыпались удары. Оно вздрогнуло, но его каменные перекрытия выдержали. Облака пыли посыпавшейся с потолка штукатурки разлетелись по всему помещению.