— Но я, я… — начал было опальный вельможа, но был прерван грозным рыком Всеволода.
— Молчать! Слушать всем! Войска на передовой каждые два дня менять, учения проводить ежедневно, к штурму грядущему готовить. Три седьмицы на подготовку даю. Потом будет сеча. Кто воинов не надлежаще учить станет, с того и спрошу. Три дня на штурм отвожу, нечего тут валандаться, орки и без того уже по горам растекаются!
— Ваше Превосходительство, — вновь обратился к нему всё тот же седой полковник, — все наши деяния станут напрасными, коль Чарожники проклятые в городе оставаться будут. Сколь днём отобьем — столь ночью назад и откатимся. Нынче меж нами и орками площадь базарная — скрытно ни нам, не им не подобраться, вот мы и удерживаемся, а как в атаку пойдём, стена к стене станем, так вырежут нас орки под прикрытием огненным.
Всеволод надолго задумался, пристально вглядываясь в лица собравшихся. Тё молчали, понуро опустив головы.
— Чарожники, чарожники… Что ж, раз так, то значит, надобно одним днём управиться, дабы не было где чародею вражьему укрыться. Город займём, а хозяина чарожного за ров вместе со всеми выбросим. А уж за стенами крепости непременно удержимся. А позже и на самого чародея управу найдём. Жаль, наши чародейщики ни на что не годные оказались.
Молчание стало ещё угрюмее. — "Ишь, что придумал воевода — одним днём город захватить…" — не высказанные мысли буквально витали в воздухе.
— Тяжкое дело Вы удумали, тяжкое! — всё тот же старый полковник задумчиво взъерошил седые волосы. — Тяжкое, но отчего-то думается мне, исполнимое.
— Хорошо хоть некоторые со мной согласны, — воевода качнул шеломом. — А теперь ступайте к своим ратникам и исполняйте мои приказания. Я всё сказал.
В первую неделю Всеволод учинил полную ревизию. Было проверено содержимое складов, где оказалось примерное количество всевозможных припасов и оружия, частью распакованного, а частью сложенного аккуратными тюками. Войско росское было посчитано, проверено и определено на предмет комплектности. Вскоре многие из тысячников, потерявшие по собственной глупости большую часть солдат, превратились в сотников, а то и десятников. Новый воевода не учинял огульных наказаний — по каждому факту и каждому делу было проведено строгое расследование. Так, например, сотник Архип Ахилесович Трегубов — сотник двадцать пятой пешей сотни, в ведении которого осталось не более двух десятков бойцов, был не только не наказан, а после тщательного разбирательства и расспросов, проведённых средь простых ратников, удостоен милости и назначен штаб-с-полковником, ибо вины его в гибели ратников сотни, дважды оказывавшейся на острие атаки и трижды прикрывавших отход росских сил, не было, а усмотрена в его действиях была "храбрость отменная и прилежание в мыслях полководческих тщательное". Досталось попервой и Евстигнею Родовичу, впрочем, не столь за гибель людей, коих и потери в сравнении с остальными не велики были, а за самоуправство. Но когда Всеволоду доложили, что именно за самоуправство Родовичем было произведено, генерал приказал тут же доставить к себе столь дерзкого к неприятелю десятника.