«Я здесь!» — хотел вскричать Воледир, но язык и губы тоже больше не повиновались ему и из горла вырвался лишь слабый хрип.
Дверь из зала была распахнута настежь. Золотые накладки на ней горели ярким пламенем. Яростный свет солнца плясал на золоте, словно обезумевшая танцовщица в красном. Воледир поднял деревянный молот и ударил в гонг. Забытый звук расплылся по дворцу.
Снаружи загалдели вороны. Под полом послышался громкий крысиный писк. Царь бросил молот на труп вестника. Крысы и воронье — вот кто теперь приветствует царя, вот кто теперь единственные его подданные.
Воледир вышел и спустился по лестнице в судейский двор, обагренный кровью солдат и горожан, пожелавших в недобрый час увидеть своего царя. Лица трупов были искажены злобой. Глаза выедены черными птицами, поднявшимися с мертвецов при виде царя. Крылья замелькали в затуманенном красном воздухе.
Двор замыкался огромными воротами, которые открывались один раз в месяц для приема обиженных, жаждущих царского суда. Сквозь них входили с печальными лицами, а выходили с радостью, если выходили вообще, избегая царского гнева. Воледир славился своей справедливостью и строгостью. Теперь настало время последнего суда. Справедливого суда для самого Воледира. Левая створка дворцовых ворот висела всего на двух из десяти железных петель и была погнута.
Улица встретила царя настороженным взглядом ослепших окон. Под крышами еще кое-где шелестели праздничные флаги с лапами белого тигра. Скрипели вывески таверн. Пахло перебродившей брагой. Некому теперь было снимать пену и некому пить. Приближаясь к площади Согласия царь Воледир услышал странные звуки. Сердце его забилось как пойманная в силки птица.
Сквозь расползающийся в сознании красный туман, царь ступил на площадь и ужас холодными змеями обвил его грудь.
Словно рассыпавшееся ожерелье лежали на площади человеческие черепа. Между ними бродили жирные крысы, задевая черепа боками и хвостами. Стоял непрерывный сухой треск сталкивающихся костей.
Слезы полились из глаз Воледира. Он снова опустился на колени, словно просил у своего народа прощения. С немой мольбой он протянул руки к безжалостному солнцу.
Гулкие удары во внешние городские ворота заставили царя вздрогнуть всем телом. Он решительно встал, наконец, впервые за долгие дни одиночества, обретя конкретную цель. Крысы с писком разбегались из-под его ног.
Две башни Облачной Обители маячили над крышами, словно два указующих перста. Воледир не спускал с них глаз. Он покинул площадь по улице Отрады Царей, не глядя по сторонам, миновал квартал с красными фонарями, прошел по Кровавой и вошел в один из больших домов на улице Бычьих Кож. Здесь находился тайный механизм, запирающий город.