Двое телохранителей, отличающихся друг от друга только шрамами на щеках, вернулись, и не одни. С ними было пять дам, пестро одетых и очень веселых, которые сразу бросились к Конану с Харбордом и принялись ласкаться как кошки.
Конана это очень обрадовало. Он готов был все-таки пойти к Харборду в телохранители, но тот уже сам отказался от его услуг и ни в какую не хотел принимать от него клятву верности.
— Ты такой славный парень! — говорил Харборд. — И я такой славный парень! Ну как такие славные парни могут служить друг у друга? Ты пойми, брат!
На пятый день Конан встал с ощущением того, что у него во рту сдохла мышь. Среди кувшинов, бутылок и бурдюков он тщетно искал воду. Только возопив к хозяину, он получил питье — шербет, в котором слабо чувствовалось присутствие персика. Первый глоток отправился на пол, послужив избавлению от воображаемой мыши, второй отправился по назначению.
— Ты замечательный человек, Мител! — сообщил Конан. — Когда-нибудь я тебя вознагражу…
— Ты уже меня вознаградил, благородный воин, — поклонившись, ответил Мител.
— Ах, да… — Конан поискал глазами пеструю ткань. — А где девочки, Мител? Что-то я их не вижу. Или они занимаются любовью с какими-нибудь другими твоими гостями?
Мител помрачнел.
— Нет, господин. Они не занимаются любовью. Они никак не могут заниматься любовью. Плохой день, господин. Не смею сказать… Ваш кровный брат хоть и спит, но и во сне кажется гневным…
— Говори, иначе я сам стану гневным, а ты знаешь, что бывает с теми против кого направлен мой гнев! — Конан напряг мышцы, выступившие под его лоснящейся кожей, словно корни могучего дуба.
— Упеллури свидетель, что я заговорил против воли! — сказал Мител. — Вчера ваш брат опозорился перед женщиной. Не смог проникнуть в ее лоно. Она засмеялась, и это сильно разозлило его. Он схватил нож и ударил женщину. Она закричала и попыталась отползти, он ударил еще раз, и бил до тех пор, пока она не затихла. Она мертва и ее подруги воздают ей последние почести…
— Да, это так! — подтвердил Серзак, входя. — Я присутствовал на сожжении. — Он был трезв. — Я понимаю, ты не в силах поверить, что твой брат способен на такое, но это так, ничего с этим не поделаешь. Утешайся тем, что он совершил божественное правосудие, которого нам вовек не понять. Женщина эта либо уже преступила закон, либо собиралась это сделать. Харборд выступил лишь орудием и я не уверен, помнит ли он вообще о содеянном.
Конан приложился к медному кувшину со шербетом и опустошил его до дна. Жажду это частично уняло, зато в желудке появилась тяжесть, и в голове образовался туман. Пошатываясь, Конан поднялся, набросил плащ, взял меч и полный бурдюк с вином.