В дальних водах и странах. т. 1 (Крестовский) - страница 78
Остаток вечера провели мы на террасе "Райского кафе", наслаждаясь звуками венской музыки и шумом морского прибоя.
18-го июля.
Отъезд наш отложен еще на одни сутки. Я этому и рад, с одной стороны, а с другой — выходит очень досадно: знай я вчера утром, что так случится, укатил бы себе в Каир и вернулся бы сегодня к ночи, а теперь придется отложить поездку туда до возвращения с Тихого океана, а может и навсегда… Ну, нечего делать!
Сегодня И. М. Леке уезжает на несколько дней в Константинополь. Мы собрались позавтракать у Геннадия Гавриловича Шпигельберга, где я имел случай вдосталь налюбоваться на изящную обстановку его гостиной, составленную исключительно из произведений местного искусства и местной промышленности. Майолика, медночеканная утварь, паласовые толстые ткани на мебели и на портьерах, ковры, настольные салфетки, надкаминная рама вокруг зеркала из поливчатого мозаичного кафеля, резные шкафики и мушараби — эти прелестные ажурные ширмы с полочками и выдающимися шкафчиками-фонариками, как это все хорошо, как оригинально, а главное, как все изящно и чуждо общеевропейскому шаблону, столь мозолящему глаза везде и повсюду!..
Проводив И. М. Лекса, пошли мы с Г. Г. Шпигельбергом смотреть и торговать настоящие египетские древности у продавца "с репутацией". Но при этом надо заметить, что и у репутированных продавцов бывает, что называется, "со всячинкой", и вам очень легко могут сбыть подделку за настоящую вещь, если вы не сумеете их отличить, тем более, что французские подделки здешних вещей иногда достигают совершенства. На этот раз, впрочем, я не гнался исключительно за подлинностью, а просто желал приобрести себе несколько вещиц в античном роде на память об Египте. На личное свое знание дела, конечно, я не мог полагаться, и потому такой опытный руководитель как Г. Г. Шпигельберг был для меня сущим кладом. Век живи, век учись — так и в этом деле. Надо, например, знать, как торговаться, ибо на это существует здесь своя особая система. Здешний купец, торгующий "редкостями", или вообще местными произведениями "для любителей", все равно будет ли он араб, армянин, еврей или левантинец, никогда не скажет вам сразу настоящую цену вещи, а всегда заломит вдесятеро. Нужно давать ему нечто вроде 1/10 того, что он запросил и тогда можете рассчитывать, что при некоторой дальнейшей надбавки с вашей стороны он вам спустит, и вы сторгуетесь на средней цене окончательно. Нечего слушаться, если при этом по первому вашему слову он выпучит на вас изумленные глаза и покажет вид, будто даже возмущен несообразностью предлагаемой цены: все это не более как известные маневры и штуки, которыми он пытается озадачить вас и сконфузить: "Как, мол, не совестно давать такую ничтожную, цену за такую дивную вещь! Это надо не иметь никакого понятия о деле, или же нарочно посмеяться над честным купцом! После этого, мол, ни показывать, ни разговаривать с вами больше не стоит!" Если вы после такого маневра повернетесь и равнодушно станете уходить из лавки, он, наверное, остановит вас, попросит вернуться и начнет божиться, что вещица стоит даже больше тех денег, какие он запросил, но что уж, так и быть, ради плохих времен и застоя в торговле, готов уступить вам сколько лишь возможно и при этом сделает первую маленькую сбавку. Но если вы имели неосторожность предложить ему половину или, хуже того, две трети, а еще хуже — три четверти запрошенной им цены, то можете быть уверены, что ни за что не спустит вам ни одной копейки. Почему так? А очень просто: из вашего предложения он сразу увидит, что вы новичок, настоящей цены не знаете, и думает себе: "Коли ты дашь мне столько, то не сегодня-завтра дашь и всю цену, какую я с тебя заломил, если уж больно хочется купить тебе именно эту вещицу". И в этом своем расчете купец почти никогда не прогадывает. Он рассуждает так, что товар его не портится и есть-пить не просит, а потому сбыть его за то, чего он действительно стоит, всегда возможно, если же судьба посылает ему новичка, то этим надо пользоваться вовсю и драть с него как можно больше. Таким образом в наихудшем случае купец не в убытке, а в наилучшем — сразу наживает тысячу на сто. Проверить это я мог и на своем собственном опыте. В тот самый магазинчик, куда пришли мы теперь с Геннадием Гавриловичем, случайно заходил я еще вчера сам и наметил себе пять вещиц, в числе которых была одна премилая бронзовая мумийка, да, наметив, имел еще неосторожность поторговаться за них с продавцом, но в цене мы не сошлись: он просил пятьдесят франков, я давал сорок. Сегодня же, когда мой спутник спросил о цене этой самой мумийки, то купец, очевидно, узнав меня в лицо и соображая, что я опять пожаловал к нему именно за ней, заломил вдруг пятьдесят франков за нее одну, тогда как вчера сам предлагал ее в этой цене вместе с четырьмя другими. Это мне показалось курьезно, и я спросил его: что же стоят остальные.