Минуло минут десять, и все это время я простоял без движения лицом к окошку, ловя раскрытым ртом свежий воздух с улицы и краем глаза наблюдая за Карой, который начал осматриваться в камере, да так и застыл на мне своим взглядом.
— Слышь, гвардеец, — он все же заговорил со мной, — как звать тебя?
Повернувшись боком к стене, взглянул в его глаза, и сам спросил:
— А тебе зачем, дядя?
— Хм, — ухмыльнулся он, и я заметил, что половины зубов у него недостает, — лицо у тебя больно знакомое. Может быть, что встречались где?
— Все может быть, — пожал я плечами. — Земля, она круглая.
Кара кивнул на мою нашивку, на фоне заснеженного горного пика, падающего в атаке орла:
— Четвертая гвардейская?
— Она самая.
— За что здесь?
— Больно ты любопытный, дядя. Не лезь в душу и так муторно.
Наемник замолчал, и я, соответственно, тоже. Ближе к полудню из камеры одного за другим стали выдергивать заключенных, кого на суд, кого в другую камеру или на работы в пределах тюрьмы. Уже к обеду, когда принесли рыбную баланду, в камере осталось девять человек, и мне нашлась свободная шконка. Пообедав, прилег на доски, и только прикрыл глаза, как снова раздался голос Бурова:
— Гвардеец, а чего тебя не своим судом судят?
— Отреклись от меня камрады, так что теперь я гражданский.
— Было за что?
— Было. У меня контузия, пить нельзя, а я принял на грудь крепко, устроил драку в ресторане, патрульных из Народной Стражи поколотил, да и с безопасниками поцапался не по детски. Вот наш комбат и решил, что не нужен ему такой геморрой как я, и задним числом контракт расторг, — я посмотрел на него: — Как думаешь, дядя, что со мной будет?
— Патрульные это лет пять каторги, минимум, а если еще и госбезопасность обидится, то все десять.
— Они обидятся, — кривая усмешка на губах, — там есть, за что обиду затаить.
— Звать тебя как, боец?
— Саня. А вас?
— Дядя Коля, зови, не ошибешься. В каком звании был?
— Сержант.
— А батальон какой?
— Спец… Что за допрос, дядя Коля? Все, не хочу разговаривать.
Буров помедлил и произнес еле слышно:
— Понятно, спецназ.
Опять молчание, и снова Кара первым нарушает его:
— В походе на Дон участвовал?
— Да, — как бы нехотя выдавливаю я из себя.
— Ты не подумай чего, Саня, но я из тех мест родом, вот и спрашиваю. Как там сейчас?
— Плохо. Разруха, голод, болезни и реки химией травленые. А вы сами здесь, по какой причине, дядя Коля? На бандоса не похожи, а в тюрьме. Отчего так?
— Наемничал, и в нашем деле как, если твоя сторона выиграла, то тебе деньги, почет и свобода, а если проиграла, то шьют все, что только на себе потянешь.