Меня раздели. Врач сказал что-то о шоке. Чья-то рука легла мне на запястье, мягкая рука, сжавшая его легко, нежно как рука Барбары — Барбары, которую убили.
Меня отправили обратно в полк обер-лейтенантом, командиром своей старой роты. Фон Барринг стал оберстлейтенантом и командиром батальона. Из начального личного состава в полку оставались только оберст Хинка, фон Барринг, Старик и я. Старик теперь был обер-фельдфебелем.
Однажды в холодный, хмурый, дождливый день Старик и я возвращались с передовой. На последнем отрезке пути к нашей деревне мы шли по железнодорожному полотну. И были уже у временной станции, где находился большой склад боеприпасов, когда в воздухе раздался жуткий знакомый свист. Старик толкнул меня вниз головой в канаву, потом бросился туда сам.
В течение получаса казалось, что наступил конец света. Стоял вой, грохот, гром нескончаемой череды взрывов. Слепящее пламя взлетало в воздух со звуком, напоминавшим щелканье кнута. Целые ящики снарядов разлетались, взрываясь, во все стороны. Две вагонетки взлетели в воздух и упали в поле метрах в ста пятидесяти. Целая ходовая часть большого товарного вагона пробила стену депо и с грохотом упала неподалеку от меня. Две высокие заводские трубы рухнули. Одна как будто переломилась одновременно в нескольких местах. Другая медленно кренилась и в туче растворной пыли повалилась на землю. Все дома на широком пространстве были стерты с лица земли.
Наступившая тишина была страшной. Я медленно овладел собой, встал и огляделся. Старик лежал в двух шагах от меня.
— Ну, Старик, пойдем, что ли? Жутко было, а?
Ответа не последовало.
Обе ноги перебиты, левое бедро превратилось в кровавую кашу, плечо мало чем отличалось от него.
Я положил голову Старика себе на колени и шарфом утер пот с его лба.
— Старик, дружище, — зашептал я, — дотянешь до перевязочного пункта, если понесу?
Он на секунду открыл глаза.
— Старику конец, Свен. Давай останемся здесь, подержимся за руки. Ждать недолго. Сунь мне в рот сигарету, если у тебя есть.
Я зажег сигарету и вставил ему между губ. Говорить Старику было больно.
— Потом ты напишешь жене и детям, так ведь? Ну, сам знаешь, как: пуля в висок, никакой боли… Да мне и не очень больно, только дергает в спине, когда говорю… Трубку и нож возьми себе; остальное отправь домой вместе с двумя письмами в моей записной книжке.
Какое-то время он лежал молча, закрыв глаза, а меня пронзала острая боль. Я поднес ему к губам фляжку.
— Старик, тут шнапс. Попробуй немного выпить.
Он сделал кое-как два глотка и снова открыл глаза.