– А вы не считаете себя итальянцем? – Глядя на начальника, Тротти вдруг понял, что до сих пор никогда по-настоящему не всматривался в лицо сидевшего перед ним человека. Правильные черты этого лица были прежними – тонкие усы, холодные серые глаза, изогнутые брови, тщательно выбритая кожа, но теперь, казалось, они стали принадлежностью совершенно незнакомого человека.
– Честный, Пьеро, и почти по-немецки исполнительный. Но вы слишком часто наступаете людям на ноги.
– Возможно.
– Факт. Вам известно, что несколько человек – из важных фигур в городе – по разным причинам уже просили перевести вас в другое место?
– Слышал.
– Но вы хорошо работаете, и поэтому в этом вопросе я всегда руководствовался только собственными соображениями. Вы нужны мне, Пьеро. Потому что вы хорошо работаете и заслуживаете доверия. Вы северянин, выросли в этом городе и понимаете здешних людей. И уж если быть откровенным до конца, вы нужны мне, потому что вы – друг.
Тротти молчал.
– Но, честно говоря…
– Да?
– Я совсем не уверен, что вы окончательно свыклись с мыслью о смерти Чуффи.
– Мне бы не хотелось обсуждать этот вопрос.
– К смерти бригадира Чуффи вы не имеете ни малейшего отношения. Хотя до сих пор не избавились от желания свести старые счеты, Пьеро.
Тротти начал было вставать. Начальник квестуры жестом его остановил.
– У нас с вами есть одно общее.
Тротти вновь погрузился в кожаное кресло.
– Одно общее. Мы оба здесь посторонние. Вы посторонний из-за своей вечной честности. Я посторонний, потому что попал сюда из другого мира. Я из Фриули. Вы меня спросили, считаю ли я себя итальянцем. С годами, разумеется, я освоил правила игры по-итальянски, научился хитрить и понял, когда нужно идти на компромиссы. Я изучил своих коллег. Я понял, как выгодно вступить в сильную политическую партию, и вот теперь в кармане у меня партийный билет. Но вот здесь, – он похлопал себя по груди, прикрытой французской курткой, – здесь я все тот же мальчишка из Фриули. Не итальянец, не ловкач. Младенец. И, – он снова ударил себя в грудь, – до сих пор слишком простодушен в отношении своих соотечественников с южных альпийских склонов.
– Мне бы очень хотелось расследовать убийство на Сан-Теодоро.
Начальник квестуры хотел было что-то ответить, но в дверь постучали и в кабинет вошла женщина с серебряным подносом, на котором стояли две чашки с дымящимся кофе. Приятный запах ее духов смешивался с ароматом кофе.
– Синьорина Беллони была моей приятельницей.
Начальник квестуры поднял брови.
– Господин начальник квестуры, она была моей приятельницей. Потому я и хочу участвовать в расследовании.