– Где Сильви?
Девушка подняла глаза.
– Доктор Сильви – где он?
Она судорожно вздохнула, плоская грудь поднялась и упала.
– На юге.
– Где?
– Кажется, доктор Сильви в отпуске. Кажется, он вернулся в Калабрию. – Она горестно кивнула, не спуская глаз с руки Тротти. – Он сюда вернется недели через две, не раньше.
Тротти обернулся и посмотрел на Майокки и Пизанелли.
Пизанелли широко улыбнулся и пригладил рукой свои длинные редкие волосы:
– Из Боатти вышел бы замечательный сыщик. Ублюдок развратный.
Крашеные волосы
Сначала Тротти не узнал Карнечине.
Директор «Каза Патрициа» подкрасил волосы, и седина с головы исчезла. Он был подтянут и выглядел моложе. Карнечине сидел в мягком кожаном кресле.
– А, добро пожаловать. – Он встал и, неестественно улыбнувшись, протянул руку.
Не обращая внимания на протянутую руку, Тротти спросил:
– Вам Сильви рассказал?
– Прошу прощения?
– Вы не знали, где Беллони, и повсюду ее разыскивали. Вы забеспокоились.
– Забеспокоился? – Улыбка на лице Карнечине сменилась хмурой гримасой. – Прошу садиться, господа. Может быть, выпьете чего-нибудь? – Его рука указывала на лежавшую на столе деревянную доску, где было вырезано его имя. – Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь. Вермута?
– Карнечине, я говорю о Марии-Кристине Беллони.
– Но чем я могу вам помочь? Я, кажется, даже не понимаю, о чем речь.
– О Марии-Кристине Беллони – о той самой Марии-Кристине Беллони, которую вы убили ночью в прошлую субботу на Сан-Теодоро.
Вежливая улыбка:
– Полагаю, вы шутите?
– Сильви рассказал вам, где она.
– Доктор Сильви? Боюсь, доктор Сильви в отпуске. – Он повернулся к Майокки и Пизанелли и изумленно повертел головой. – Это шутка? Вы уверены, что не нуждаетесь в глотке спиртного? – На Карнечине была чистая белая рубашка с погончиками. На голове – ежик выкрашенных в густой черный цвет волос. – Садитесь, садитесь же. – Карнечине опустился в кожаное кресло и положил свои нескладные руки на стол.
Тротти заметил на них совсем свежий маникюр.
– Несколько лет вы тянули из нее деньги.
Карнечине покачал головой:
– По-моему, здесь какое-то недоразумение.
– Из Марии-Кристины Беллони – с помощью своих лекарств. А может, и с помощью сексуальных манипуляций. Вы прикарманивали ее денежки. Курочка с золотыми яичками. Курочка, которую так накачивали лекарствами, что она ничего не соображала.
– Вы слишком голословны, комиссар.
– И вдруг курочка вырывается на свободу. И вы испугались. Ведь вы испугались, Карнечине?
Наступила долгая тишина. Как бы ища поддержки, Карнечине посмотрел на Пизанелли и Майокки, потом перевел взгляд на две фотографии на стене – римского папы и матери Терезы Калькуттской.