– Чтобы я убил своего пациента? Похоже ли такое на человека, возглавляющего санаторий для тех, кто прежде всего нуждается в любви и внимании. Для тех, кто в своих собственных семьях любви почти не видел?
– Действительно, все это очень странно, Карнечине.
– Богатая клиентка – с какой стати мне было убивать синьорину Беллони?
– Потому что вы испугались.
Карнечине поднял темные брови:
– Чего?
– Вы потеряли над ней контроль. Она выходила из-под контроля – из-под вашего контроля. Вы не могли ее утихомирить, не могли подступиться к ней со своими транквилизаторами. Возможно, она даже пыталась связаться с вами и потребовала назад свои денежки. Угрожала вам. Но вы не знали, где она находится. Не могли заставить ее замолчать. Вы не знали, где она, до тех пор, пока Лука невольно не рассказал о ней Сильви.
Карнечине снова посмотрел на Пизанелли и Майокки. Он улыбнулся и кивнул головой:
– Гипотеза весьма любопытная.
– Мария-Кристина уехала отсюда в конце июля. – Тротти похлопал ладонью по столу. – Уехала к сестре – так она делала на феррагосто каждый год. Вы думали, что она привыкла к тем лекарствам – к нейролептикам, которыми вы пичкали ее годами. На Сан-Теодоро за ней должна была присматривать сестра. Но на сей раз сестре было не до Марии-Кристины. Розанну Беллони занимало нечто совсем другое. И вот, впервые за пять лет, Мария-Кристина оказалась предоставленной самой себе. Живя без всякого надзора у себя в квартире на улице Мантуи, Мария-Кристина мало-помалу прекратила принимать вашу отраву. – Тротти фыркнул. – Она почувствовала себя лучше. Туман из головы улетучивался. Кстати, что это вы с Сильви ей давали? Убойные дозы валиума? Или что-нибудь покрепче – хлорпромазин, флуфеназин? Как бы там ни было, а от вашей отравы она постепенно отвыкла. Может, компенсировала ее эффекты марихуаной и алкоголем. И психостимуляторами. А почувствовав себя снова человеком, она, естественно, стала искать помощи. Потому что хотела вернуть свои деньги. Впервые за пять лет до нее дошло, что с ней случилось и во что вы ее превратили. И она принялась направо и налево об этом рассказывать. Луке и прочим. О том, как ее обкрадывал директор некоего приюта для психически неуравновешенных людей.
Карнечине, словно игрушечный щенок у заднего стекла машины, непрерывно кивал головой, устремив испытующий взгляд своих глубоко посаженных глаз на Тротти. Потом он посмотрел на Пизанелли и Майокки.
– Как насчет джина, господа?
Тротти порывисто опустился в стоявшее рядом с письменным столом кресло и приблизил свое лицо к Карнечине.