3. В тридцатых годах доставили на остров священника девичьего монастыря в Муроме, Владимирской губернии, Андрея Лавровского, «по подозрению в подбрасывании листовок, порицавших крепостное право и др.». Лавровский решительно отрицал свою причастность к этим письмам, вызвавшим ряд волнений. По докладу шефа жандармов Бенкендорфа царь приказал освободить Лавровского из монастырского острога, а в 1842 г. ему уже разрешили и священнослужение.
4. В пятидесятых годах привезли на Соловки бывшего студента Киевского, потом Московского университетов Георгия Львовича Андрузского «за вредный образ мыслей и злонамеренные сочинения», как одного из видных членов Кирилло-Мефодиевского общества, целью которого являлась, якобы, единая всеславянская федеративная демократическая республика, с ведущей в ней ролью Украины, и отмена крепостного права. По чьему-то доносу общество в апреле 1847 г. было раскрыто. Андрузского, сына помещика Полтавской губернии, владевшего сотней крепостных, доставили в Петербург. На Соловках через два или три года он написал «покаянное письмо» архимандриту, указав в нем, что «назидательные беседы, хождение в церковь и чтение книг во многом совершенно изменили мои понятия…» Но Андрузского, несмотря на ходатайство архимандрита, из тюрьмы не выпустили. Вызволила его с острова Крымская война, когда он и несколько других арестантов особо отличились в 1854 г. при отражении обстрела монастыря английской эскадрой. Стихи его об этом событии опубликованы в «ЧТЕНИЯХ» в прошлом веке.
Андрузского в том же году привезли в Архангельск. Сначала его приняли на должность канцеляриста в губернском управлении, потом там же он стал помощником столоначальника в палате уголовного и гражданского суда. В 1858 году ему, наконец, разрешили вернуться на родину.
5. Особенно обстоятельно и с большой симпатией Фруменков описывает пребывание в соловецкой тюрьме единственного более или менее близкого к декабристам поручика Горожанского.
«Доведенный режимом Соловков до крайнего психического расстройства, Горожанский 9 мая 1833 года заколол ножом часового. Убийство он объяснил тем, что солдаты (размещавшиеся тут же в коридоре тюрьмы вдоль камер — чуланов) „постоянно кричат, шумят, а он, часовой, должен их унимать и для чего не унимает“. Из Архангельска прислали для освидетельствования „в положении ума его“ акушера Рязанцева. Заключение Рязанцева „о частичном помешательстве“ привело к тому, что вместо военного суда, по докладу Бенкендорфа в 1833 году царь приказал „оставить Горожанского в монастырской тюрьме… а для обуздания от дерзких предприятий употреблять в нужных случаях изобретенную для таких больных куртку“» (без рукавов, смирительную. М. Р.).