Однако страдания, которые я перенес, воспоминание о вероломстве, которого я был свидетель, мое исцеление, бывшее ужаснее самой болезни, рассуждения друзей, развращенная среда, в которой я жил, печальные истины, в которых я убедился сам или которые понял и угадал благодаря пагубной проницательности, наконец распутство, презрение к любви, разочарование все это таилось в моем сердце, хоть я и сам еще не знал об этом, и в минуту, когда я надеялся воскреснуть для надежды и для жизни, все эти дремавшие во мне фурии проснулись и, схватив меня за горло, крикнули, что они здесь, что они со мной.
Я наклонился и раскрыл тетрадь, но сейчас же захлопнул ее и снова бросил на стол. Бригитта смотрела на меня; в ее прекрасных глазах не было ни оскорбленной гордости, ни гнева, в них светилась лишь нежная тревога, словно перед ней был больной.
— Неужели вы думаете, что у меня есть от вас тайны? — спросила она, целуя меня.
— Нет, — ответил я, — я думаю только, что ты прекрасна и что я хочу умереть, любя тебя.
Дома, во время обеда, я спросил у Ларива:
— Скажи, пожалуйста, что, собственно, представляет собой эта госпожа Пирсон?
Он удивленно взглянул на меня.
— Ты уже много лет живешь в этих краях, — сказал я, — ты должен знать ее лучше, чем я. Что говорят о ней в деревне? Что о ней думают? Какую жизнь вела она до знакомства со мной? Кто посещал ее?
— Право, сударь, она всегда жила так же, как живет сейчас, — гуляла по окрестностям, играла в пикет с теткой и помогала бедным. Крестьяне называют ее Бригиттой-Розой. Я никогда ни от кого не слышал о ней ничего дурного, разве только — что она ходит по полям одна-одинешенька в любое время дня и ночи, но ведь это делается с такой доброй целью! Поистине, она — провидение здешних мест. Что до ее знакомых, так, кроме священника и господина Далана, который приезжает к ней в свободное время, у нее никто не бывает.
— А кто такой этот господин Далан?
— Это владелец замка, вон там, за горой. Он приезжает сюда только на охоту.
— Он молод?
— Да, сударь.
— Это, должно быть, родственник госпожи Пирсон?
— Нет, он был другом ее мужа.
— А давно умер ее муж?
— В день всех святых будет пять лет. Хороший был человек.
— А не говорят ли, что… что этот Далан ухаживал за ней?
— За вдовой-то? Гм… Да по правде сказать, сударь… — Он запнулся со смущенным видом.
— Отвечай же!
— Да, пожалуй, кое-что и говорили, но я ничего об этом не знаю, я ничего не видел.
— А ведь ты только что сказал мне, что в деревне о ней не болтают ничего дурного.
— Да о ней никогда ничего такого и не говорили, и притом я думал, что вы, сударь, знаете об этом.