Гость и хозяин сидели на полу, устланном толстым слоем оленьих шкур, и продолжали мирно беседовать. У Агика была повреждена шея, и он неловко поводил головой, на которой щетинистыми неровными клочьями торчали черные с глянцевым блеском волосы. Крохотные глаза лопина светились добротой и радушием. Он был рад появлению в его веже нежданного гостя.
Жена Агика в длинной меховой юпе* и головной кумачовой повязке из каразеи, унизанной бисером, сидела в другом углу и рассказывала детям своим сказку о добром медведе.
_______________
* Женской верхней одежде.
Короткий день слился с долгой ночью. На дворе продолжала свистеть пурга.
Игалов расспрашивал Савву, откуда он родом, где пришлось бывать ему и что видел на свете. Лажиев охотно поведал лопину о своих молодых годах, когда жил на берегу реки Олонки и вместе с родителями занимался хлебопашеством.
Ничто так не сближает людей, как житье под одним кровом. В первый же день хозяин и гость из Колы покрестовались. Обменявшись нательными крестами, Агик и Савва навеки закрепили дружбу, стали "крестовыми братьями". Соблюдая вековой лапландский обычай, Игалов подарил Савве связку лисьих шкур.
- А мне вот нечем даже тебя отдарить, - засуетился Лажиев, растроганный щедротой хозяина. - Ну так возьми это, - и протянул Агику нож с полированной костяной рукояткой.
Савва понимал, что отказом может кровно обидеть крестового брата, и отказаться принять от него подарок не осмелился.
- Как только улягутся спать духи на небе и покажутся звезды, я соберу все оленье стадо и ты выберешь себе пару самых лучших кундусов*, продолжал оказывать гостю знаки дружбы Агик Игалов.
_______________
* Четырехлетних оленей-самцов.
...Пурга свирепствовала неделю. Вокруг становища намело огромные сугробы.
Как только стих ветер, Агик запряг ездовых оленей и отправился вместе с пушным обозом показывать дорогу к соседнему стойбищу.
В розовато-сумрачном свете нарождавшегося зимнего дня заголубели снеговые дали, взгорбленные холмами. Мелкий голый кустарник, едва торчавший из снега, сменил невысокий ельничек.
Впряженные в нарты отдохнувшие олени с удивительным упорством и живостью выбирались из сугробов. Агик Игалов, сидя в легких беговых кережах*, гикал, свистел, погоняя приученных к быстрой езде животных. За ним следом ехал Савва Лажиев. Прижавшись спиной к тюку шкур, он внимательно всматривался в реденький тундровый лес. Савве напоминал он новоземельскую тундру, где местами тоже росли деревца, но даже в середине лета на них лишь появлялись почки, и никогда не распускались листья.