— Идемте, наш стол свободен.
Томас указал на четыре ученические парты, которые стояли в ближнем ко входу углу, чуток особняком от всех остальных. Обычно именно за ними принимало пищу руководство лагеря. И это совсем не потому, что отцы-основатели хотели как-то выделиться. Просто именно в такие короткие минуты отдыха они имели возможность посовещаться, а некоторые темы вовсе не предназначались для посторонних ушей.
Однако сейчас серьезных дебатов не предвиделось. За командирским столом сидело всего два человека. Я знал их обоих. Это были инженер Ковалев и ответственный за подготовку групп, работающих вне лагеря, майор Нестеров — старый одинцовский милиционер, родившийся и выросший в этом городке.
Назвав Нестерова милиционером, я почему-то вспомнил, что за несколько лет до войны после длительных и жарких дебатов, милицию все же переименовали в полицию. Но только вот это название все никак не хотело приживаться. Действительно, какой же русский, в прошлом советский человек назовет мента полицейским? Смешно! Мент он для нас всегда и останется ментом. И это даже не профессия, это диагноз.
Наше появление собеседники заметили уже давно и теперь призывно махали руками. Не думаю, что эти двое соскучились по своему командиру. Скорее хотели заполучить меня — человека, который кочует от поселения к поселению и перевозит не только оружие и боеприпасы, но и последние новости. По первым словам Нестерова я понял, что не ошибся.
— Привет, полковник. Как дела? Что нового творится в мире?
— Здорово, мужики, — я поочередно пожал две протянутые мне руки. — В мире все по-старому, все на букву «Х».
— И что, ни одной хорошей новости? — поинтересовался майор.
— Почему же, одна имеется, — я поставил крышку от котелка на стол и уселся между ним и Крайчеком. — Я тут на подъезде к Кутузовскому навозного льва завалил, и не одного, а со всем выводком. Так что с вас, как говорится, причитается.
— Блин, а я то думал, что за фигня там творится? — развел руками Нестеров. — Не возвращаются люди с Минского шоссе, хоть ты тресни. Две группы за неделю потерял.
— Неужто ты сам его грохнул? — удивленно поглядел на меня сидевший напротив Ковалев.
— Повезло, — я не стал хвастаться. — Просто повезло.
— Ты больше из БТРа не выходи, — почти приказал мне Томас. — Нам тут всем без тебя придется очень и очень плохо.
— Да я как-то и сам не спешу на тот свет, — я кисло улыбнулся.
— Э, ну вы чего? Заговорили человека! — спохватилась Нина. — Поесть не даете. Ты ешь, Максим Григорьевич, ешь, пока горячее.
— Угу.
Я набрал полную ложку каши и сунул в рот. Хорошо! Вкус оседлой жизни. Не то, что те концентраты, которыми по большей части доводится питаться мне. Перед тем, как откусить кусок мяса, я его долго изучал. Все же странное оно какое-то.