— Надо выходить. Тянуть больше нельзя, — высказал я свое мнение.
— Да, конечно, — Томас кивнул и тут же повернулся к минерам, которые прилаживали заряд к основанию тонкого, естественно, по сравнению с основными капитальными стенами заграждения. — Живее, парни, живее!
— Все готово.
Инженер Ковалев вместе с двумя своими помощниками оставили прикрепленные к кладке аммоналовые шашки и, разматывая тонкий провод, стали приближаться к моему БТРу, который стоял в голове готовящейся к прорыву колонны.
— Смотрите мне, — предупредил я, — чтоб машина прошла в пролом!
— Пройдет, — заверил Ковалев. — Даже еще по метру с каждой стороны останется. Взрыв будет направленный, так что большая часть кирпича вылетит наружу. Завал, конечно, образуется, но надеюсь небольшой. БТР его преодолеет.
— Тогда заводись, полковник, — Крайчек протянул мне руку. — Через пару минут выходим. И как говорят русские: ни пуха, ни пера.
— К черту, — я стиснул худую жилистую ладонь Томаса и полез на броню.
Пока поднимался, бросил несколько оценивающих взглядов на укрепленные прямо на крыше БТРа пулеметы. За неимением времени, а главное более конструктивной идеи, станки двух «Утесов» просто примотали проволокой и веревками ко всему, что хотя бы на сантиметр выступало из брони. Крышки и щитки, поручни и рукоятки… в дело пошло все, что хоть как-то могло удержать бешено скачущие при стрельбе пулеметы.
Учитывая габариты «Утесов», расположить их смогли лишь поперек кузова, в результате чего «восьмидесятка» стала похожа на какой-то древний фрегат, основная огневая мощь которого сосредотачивалась по бортам. Правда, глядя на новорожденного монстра, в моей голове не возникало особых иллюзий. Пулеметчики создали не машину для убийства, а скорее для самоубийства.
Во-первых, по причине все тех же габаритов пулеметы расположились валетом. То есть дуло одного «Утеса» маячило в каком-то метре от казенника второго НСВ. И лично я не мог дать гарантии, что в суматохе… нет, какой там, в истерии боя коллеги пулеметчики не угостят друг друга двенадцатимиллиметровой свинцовой пилюлей или не поджарят полуметровым огненным факелом, бьющим из ствола.
Вторая опасность заключалась в том, что оба пулеметных расчета располагались на броне совершенно открыто. Каждый из бойцов рисковал слететь под колеса при неожиданном ударе или рывке бронированной машины. И это я еще не вспоминал о возникшей совершенно недавно привычке кентавров швырять в меня всякие увесистые предметы.
Я постарался не думать о том, во что может превратиться человеческое тело, попади оно под дождь тяжелых и острых каменных обломков, и как можно ободряюще кивнул пулеметчику Лёхе, который именно в этот момент привязывал себя к люку куском толстого капронового шнура. Он кивнул мне в ответ и улыбнулся. Невеселая такая улыбка получилась, вымученная. И я понял, что он все прекрасно понимает.