— Ну, начни уже с чего-нибудь, — нетерпеливо потребовал Андрюха.
— А лучше всего с главного, — предложил я.
— С главного? — Олесь призадумался. — Тогда пожалуй так: вы видели когда-нибудь корабли ханхов?
— Видели, — однозначно отрезал Загребельный.
— А когда и как вы их увидели в первый раз?
— Через оптику смотровых приборов, когда пер на них в колонне БМП, — проворчал Леший, и по его тону всем сразу стало понятно, что подполковнику не очень хочется вспоминать тот день.
— Ясно, — Олесь удовлетворенно кивнул. — А ты, полковник, что скажешь?
— Я…
Мой ответ предварила длинная пауза, во время которой я вспомнил то тихое июльское утро. Я как раз смаковал свой заслуженный отпуск. Естественно, проводили мы его с семьей совсем не на Канарах. Поехали к моим старикам, в Нижний. Друг отца предоставил в наше полное распоряжение свою дачу. Берег Горьковского водохранилища, березы до самого неба, тишина, сладкий хрустально-чистый воздух, короче рай земной.
Помню в то утро я собрался порыбачить. Выполз тихонько из постели, чтобы, значит, мою благоверную не разбудить. Прихватил удочки, банку с накопанными накануне червяками, садок для рыбы и шасть к рукотворному морю. Только тропа вывела на берег, только я хотел вздохнуть полной грудью и прокричать «Жизнь, ты прекрасна!», как вдруг увидел это. Тут же поперхнулся первым же слогом, а может даже первой буквой. Не помню. В себя начал приходить лишь минут через пять. Отчаянно мотал головой, усердно тер глаза, даже щипал себя, только вот от всего этого пользы не было. Они никуда не исчезли. Три правильные четырехгранные пирамиды. Колоссы, размеры которых мой мозг напрочь отказывался воспринимать. Они стояли на противоположном берегу водохранилища. На словно отлитых из бронзы гранях играли солнечные блики, а острые вершины протыкали легкие утренние облака. Тогда при взгляде на это диво я испытал восторг, суеверный трепет, причем даже не зная что это такое. Эх, знал бы… А впрочем, даже если бы и знал… Что может поделать человек против ярости стихийного бедствия?
Мой ответ на вопрос белорусского лесничего был не столь красочен и эмоционален, как воспоминания. Заключался он всего в двух коротких фразах:
— Гостил в Нижнем Новгороде у родителей. Утром проснулся, а корабли уже стоят.
— Замечательно! — поведанные нами истории явно обрадовали белоруса. От удовольствия тот даже потер руки. — Вы оба в который раз подтвердили догадку моего друга.
— Это каким же образом?
— Вы, наверно, двух или даже трехтысячные свидетели прибытия ханхов, которые не видели самого момента посадки. То их не было, а потом раз… и они уже тут как тут. Именно так говорили все, кого я встречал.