Будучи вампиром–неофитом и одновременно бывшей студенткой, я скорее реагировала на выпады Катчера — крутилась вокруг своей оси, ударяя мечом, когда он не успевал ставить блок, — чем придерживалась определенной тактики.
Он двигался слишком быстро, чтобы я могла и защищаться, и нападать, хотя пыталась. В том числе анализировать его движения и находить уязвимые места.
Чем дольше мы фехтовали, тем сложнее было анализировать. С каждым движением моего боккэна, с каждым выпадом и поворотом мои конечности расслаблялись, мозг отключался, и я начала драться по–настоящему.
К несчастью, как только я позволила адреналину захватить всю себя, а телу затанцевать с боккэном в руках, вампирша внутри меня вырвалась на волю. Я кружилась, выставив боккэн перед собой, а она завладела моими руками–ногами. Я заморгала, почувствовав, как от ее движений теплота наполняет вены. Теплота — это забавно, несвойственно телу вампира. Но сейчас все зашло слишком далеко.
Она дернулась вперед без предупреждения и взяла контроль, будто кто–то вошел в мое тело. Я наблюдала, что происходит перед моими глазами, но это она двигала моими руками, внезапно ускорив движения и увеличив ловкость. Настолько, что их никто не мог превзойти, даже волшебник, квалификацией и смыслом жизни которого было оружие.
Она не собиралась терпеть маневры человека. Там, где я защищалась, она бросалась вперед, атакуя Катчера и заставляя его отступить почти к противоположному концу мата. Словно показывали кино или я сидела в мысленном театре, наблюдая за схваткой со стороны.
Когда мой боккэн скользнул по голове Катчера в миллиметрах от кожи и кости, мысль о том, что я могу его ранить, и серьезно, толкнула меня — Мерит — вперед. Я выдохнула, уклоняясь от очередного удара и загоняя ее вглубь.
Когда я втянула кислород и снова глянула на него, увидела в его глазах что–то неожиданное. Не осуждение — гордость. Не страх — оттого, что я чуть не пронзила его горло, и не злость, что зашла слишком далеко. Его глаза горели возбуждением человека, захваченного битвой.
От этого взгляда стало еще хуже. Он взволновал ее. Гордость, жажда в его глазах…
Я испугалась. Мгновенно выпустила ее и чуть не навредила своему учителю. Расчет прост: вампиршу надо подавить.
К несчастью, хотя подавление уменьшало вероятность лишить Катчера жизненно важного органа, оно также ослабило мою способность противостоять ему. Точно как говорил Йейтс: все начало распадаться. Части моего мозга, сосредоточенные на битве и сохранении контроля над ситуацией, работали и над мыслью, как близко я подошла к противнику, чтобы взять его кровь — причинить вред человеку, стремившемуся подготовить меня к схватке.