— Что ты говоришь, отец? — протестовал Гора. — Ведь я индуист! Пусть я не могу охватить всю глубину учения сейчас, пройдет немного времени, и я пойму его. И если даже я никогда не смогу постичь индуизм до конца, все равно я должен идти этим путем. Ведь то, что я родился на этот раз в семье брахмана, — награда за добрые дела, совершенные в одном из прежних моих воплощений. Ведь каждое новое мое рождение в лоне индуистской религии и индуистской общины приближает меня к конечной цели и в конце концов приведет к ней. Если же я вдруг собьюсь с правильного пути, мне придется потратить слишком много сил, чтобы вернуться обратно.
Но Кришнодоял только качал головой.
— Нет, сын мой, назвать себя индуистом еще не значит стать им. Легко стать мусульманином, всякий может быть христианином, но индуист — это совсем-совсем другое.
— Все это так. Но раз уж я родился индуистом, возможность стать им была дана мне, и, неотступно исполняя все требования религии, в конце концов чего-то я все-таки достигну.
— Я знаю, сын мой, что для того, чтобы убедить тебя, мало одних слов. По-своему ты, конечно, прав. Тот, кто отходит от предопределенной ему свыше религии, рано или поздно все равно вернется в ее лоно. Ничто не сможет помешать ему в этом. Такова воля всевышнего! А мы — мы только орудия его.
Кришнодоял с одинаковой готовностью принимал и карму[15] и власть божью, учение о тождестве с божеством и поклонение божеству, — он не испытывал ни малейшей потребности примирить все эти противоречивые понятия.
Закончив молитву и совершив омовение, Кришнодоял, впервые за долгое время, зашел к Анондомойи. Разостлав на полу принесенную с собой циновку, он сел и сразу выпрямился, стараясь ни к чему не прикасаться, чтобы не осквернить себя.
— Ты вот все стремишься к самоусовершенствованию, а о доме и о семье совсем не думаешь, — начала Анондомойи. — А я так боюсь за Гору.
— Почему? Чего ты боишься?
— Не знаю, как объяснить тебе, чего я боюсь, но мне кажется, что если он по-прежнему будет всю душу отдавать этому индуизму, то дело кончится плохо — может произойти большое несчастье. Ведь предупреждала я тебя: не возлагай на него священного шнура, но ты заявил, что это просто обряд и никакого значения он не имеет. А теперь что из этого получилось? Не знаю, как и когда ты сможешь положить конец его увлечению.
— Ну конечно, я же во всем и виноват. А кто заставил меня совершить эту ошибку? Это ты ни за что не хотела отдавать его. Правда, в те годы я и сам мало задумывался над вопросами благочестия. Теперь я ни за что не допустил бы этого.