— Разве вся суть в самом поклонении? Разве для нас не должно иметь значения, чему именно мы поклоняемся? — в свою очередь, спросила Шучорита.
— Иными словами, — проговорил взволнованно Гора, — вы считаете, что поклоняться какому-то вещественному предмету как божеству недопустимо? Но разве вещь определяется только с точки зрения времени и пространства? Вспомните, что, когда вы мысленно повторяете какой-нибудь текст из священного писания, вы испытываете в душе благоговение. Так неужели же, если этот самый текст будет написан на бумаге, вы станете определять его величие числом букв и величиной страниц, на которых он написан? Идея, воплотившаяся в жизнь, всегда неизмеримо мельче, чем ваше представление о ней. Для вашей тети этот маленький идол представляет нечто воистину безграничное, куда большее, чем все необъятное небо, вмещающее луну, солнце и звезды. Вы называете безграничным то, что не ограничено размерами, то, что можно представить себе только зажмурившись. Не знаю, удовлетворяет ли это вас. Всевышнего же вы можете лицезреть и в таком маленьком предмете, как этот идол, и притом широко открыв глаза. Если бы это было не так, могла ли бы ваша тетя так держаться за него, когда в мире для нее уже не осталось никаких радостей? Неужели же великая пустота ее сердца могла быть заполнена крошечным камушком? Ведь это же не игра. Пустота человеческого сердца может быть заполнена только чувством, не имеющим предела.
Шучорите было не под силу возражать против таких неоспоримых доводов, в то же время безоговорочно согласиться с ними она тоже не могла. Какая-то смутная, непонятная тревога охватывала ее душу.
Споря, Гора никогда не чувствовал жалости к противнику, напротив, он отличался неумолимой жестокостью хищного зверя. Однако безмолвное признание Шучоритой своего поражения смутило его, и он продолжал уже более мягко:
— Я не хотел нападать на ваши религиозные взгляды. Я хотел только сказать, что тот, кого вы так пренебрежительно называете «идолом», просто недоступен вашему пониманию, пока вы представляете его только зрительно. Лишь люди невозмутимого духа, те, кто находит в нем успокоение встревоженному сердцу, прибежище в трудную минуту, знают, смертен он или вечен, ограничен в пространстве или неизмерим. Поверьте мне, ни один верующий в нашей стране не молится вещественному предмету. Молясь ему, они видят мысленным взором того, кто безграничен и велик, и в этом находят счастье.
— Но ведь так самозабвенно молятся далеко не все, — сказала Шучорита.
— А какое имеет значение, чему поклоняются те, у кого нет истинной веры? Чему поклоняются те брахмаисты, в сердце которых веры нет? Все их молитвы теряются в бездонной пустоте, нет, хуже… Это гораздо более страшно, чем пустота. Их бог — община, а жрец — тщеславие. Разве вы никогда не замечали, как чтут в вашей общине это кровожадное божество?