Надя подолгу разглядывала этот детский портрет и не могла к нему никак привыкнуть. Пушкин, у которого светлые гладко причесанные волосы без единого вьющегося колечка, был ей незнаком. В нем не проглядывало ничего от арапа Петра Великого, разве только глаза — темные большие умные глаза взрослого Пушкина. И первое время после Ганнибала Надя была в нерешительности перед выбором индивидуальных особенностей облика трехлетнего Александра. Она больше работала над композицией, искала формулу будущего рисунка. Ей хотелось передать, что родился не просто мальчик, а нечто большее, родился XIX век. Его рождение произошло 27 мая 1799 года, всего за семь месяцев до нового XIX века.
Надя набросала первый вариант. За круглым столом в гостиной сидят родители: Надежда Осиповна и Сергей Львович. Открывается дверь, и входит маленький мальчик в ночной рубашке до пят, с растопыренными ручками, которыми он придерживается за стены, ибо только учится ходить. Надежда Осиповна всплеснула руками, она изумлена, как ее сын смог выбраться из кроватки. Отец сидит спиной к дверям. Пушкина мы тоже видим со спины. Это еще не сам поэт, а только формула его появления, XIX век. Решение нравится ей, но она продолжает поиски, меняет композицию, переносит широко распахнутую дверь в верхнюю часть листа. Теперь XIX век входит лицом к зрителям, а Надежда Осиповна и Сергей Львович, родители Пушкина, принадлежащие к прошлому веку, оказываются спиной к нам. Все внимание на входящего. «Вот он, XIX век».
Но и эта композиция не до конца удовлетворила Надю. Ей кажется, что XIX век не должен сам входить, его нужно всем показать, и сделать это может только мать поэта. Надя вытянула фигуру «прекрасной креолки» так, как не вытягивала еще ни одного своего персонажа. Она хотела, чтобы зритель сразу обратил внимание на необычную удлиненность. На руках у Надежды Осиповны высоко поднятый, выше ее головы, с растопыренными в разные стороны ручонками маленький Пушкин. «Вот он, XIX век!» Множество вариантов этой композиции возникает из-под пера и тут же отбрасывается. Не тот наклон фигуры, не то положение маленького Александра на руках матери, не тот облик самой Надежды Осиповны.
В конце концов Надя отказалась и от этого выигрышного решения, в котором Надежда Осиповна служила для своего сына пьедесталом. Была в этом какая-то человеческая неправда, декларация матери вместо любви. Нет, «прекрасная креолка» не может знать, что у нее на руках девятнадцатый век. И Надя остановилась на рисунке, на котором мать, не заботясь о зрителях, крепко прижимает к себе своего маленького сына щекой к щеке. А Пушкин смотрит прямо на нас большими широко раскрытыми глазами. «Вот он, XIX век!» Он еще не оторвал своей щеки от материнской, но он уже вместе с нами.