— Нет, он дома, с Дуськой. Ты почему пропала? Не звонишь, не приходишь. Десятый класс десятым классом, а нерастанкинцы должны хоть изредка встречаться. Не забыла?
— Нет. Я еще несколько вещей купила для круглой гостиной. На Арбате бронзовый подсвечник в виде кобры. Представляете, свеча будет стоять на хвосте. А несколько месяцев назад мы были в Ленинграде с экскурсией, и я увидела в комиссионном терракотовую статуэтку, египетскую. Бог Птах и богиня Сохмет. Богиня с лицом львицы и с мечом. Ее можно было бы над дверью на небольшой полочке поставить, охранять вход.
— А вот покупать больше ничего не надо, — грустно покачала толовой Таня. — Сказка кончилась. Сказка вся, сказка вся, сказка кончилася.
— Почему вы так говорите?
— Потому что ты уже взрослая, а взрослые в такие игры не играют. Не покупай больше ничего. Ты помнишь часы «Сафо и Фаон»? Ты ведь их видела?
— Да, — смешалась Надя.
— Марат отнес их назад в антикварный. Он первый начал продавать нашу общую сказку. Ты понимаешь, о чем я говорю? Он начал распродажу в тот момент, когда показал тебе часы. Этим всегда все кончается между взрослыми людьми. И вообще мужчины всегда нарушают правила игры.
В начале коридора появился стремительно человек в пальто нараспашку. В одной руке он держал шапку-пирожок, в другой — портфель. Взмахнув шапкой вверх, он возмущенно сказал, почти крикнул:
— Ну, сколько тебя можно ждать, искать?
— Спокойно! Веди себя прилично. Мы не одни, — нервно ответила Таня.
— Извините, — галантно раскланялся с Надей гривастый молодой человек, — но я вынужден забрать ее. Она очень нужна режиссеру.
— До свидания, — поднялась Таня. — Мы еще увидимся.
Надя осталась одна, и темнота, поразившая маленьким пятнышком часть ее души в квартире Марата, когда она увидела на тумбочке часы «Сафо и Фаон», распространилась страшной слабостью по всему телу. Ей хотелось закрыть глаза и не шевелиться, никого не видеть, ни с кем не разговаривать. А надо идти, улыбаться, отвечать на вопросы… Ее ждут отец, кинорежиссер, операторы и работа. Работа… с Пушкиным. Ради этого она и приехала в Ленинград. Она поднялась с кресла и, путаясь в лестницах и переходах, пошла разыскивать холл, где ее оставил отец.
Николай Николаевич перехватил Надю на полдороге.
— Надюшка, я тебя целый час разыскиваю по всей киностудии, — набросился он на дочь. — Где ты была?
— Я уходила. Мне надо было.
— У тебя расстроился желудок? — сразу изменил тон отец. — Это все от вагонных вафель, — и без всякого перехода: — А я уже командировочные получил. На четыре дня.
— Хорошо, — сказала Надя.