Алексея же направили по его второй специальности — командных кадров в артиллерии было мало, а у него за плечами училище и три курса академии. Узнав о том, что подписан приказ о досрочном освобождении, Кондратьев и Петровский, не дожидаясь транспорта, через тайгу добирались до железнодорожной станции, попали в буран, тогда Алексей и отморозил руки, а Кондратьев — одну ступню, которую пришлось ампутировать, но они торопились снова оказаться полезными своей стране, которая обошлась с ними крайне немилостиво.
Позднее Алексей рассказал мне, что, перед тем как в лагерь пришел приказ, он видел меня во сне, впервые за несколько лет, которые мы провели в разлуке. Ему сказали, что я умерла, и он думал, что я забочусь о нем с того света. Он стремился в Москву, куда уже подходил враг, и не знал, что торопится на встречу со мной. Но в те несколько мгновений, которые мы провели в землянке под Волоколамском наедине, мы почти ничего не успели сказать друг другу. В землянку спустился Константин, коротко сообщив, что танки фон Бока все же прорвались по флангу и движутся к столице. Вскоре появился Жуков. Они яростно спорили с Рокоссовским, стоит ли отходить на новый оборонительный рубеж за Истру или маневр отнимет время, не принеся результата. Я слышала, как Георгий Константинович твердо сказал: «Стоять насмерть, Костя! Стоять и умирать, третьего нам не дано! Стоять и умирать! Все — исполняйте, товарищ Рокоссовский!» И исполняли.
Бои разгорались повсюду с нешуточной ожесточенностью, они кипели и днем, и ночью, без перерыва. Поцеловав меня, Петровский уехал на батарею. Мы не знали, увидимся ли снова, или судьба отметила нас подарком перед концом. Вскоре я узнала, что их отрезали от основных сил, и им пришлось выходить из окружения. Алексей был тяжело ранен и попал в госпиталь.
В те дни судьба пощадила нас. Мы оба остались живы под Москвой. Я и вовсе отделалась лишь ударом бревна по голове, когда снаряд попал в блиндаж Рокоссовского и его завалило. Хотя при наличии пули в затылке мне могло это дорого стоить. Но по сравнению с тем, что творилось вокруг — это была такая малость.
Почти до самой весны сорок второго года Алексей пролежал в госпитале. Я приезжала всякий раз, когда у меня появлялось время, и теперь мы имели возможность наговориться вволю. Когда врачи разрешили ему ходить, я перевезла его домой, на улицу Горького. Ни он, ни я даже и не подумали о том, чтобы по-новому устроить жизнь. Да и до того ли было? Мы сохранили наши чувства. Летом сорок второго года Алексей вернулся под Ростов и принял под команду артиллерийскую часть. Снова у Рокоссовского. Вот такая моя история. Невеселая. Устала, — Катерина Алексеевна наклонилась вперед и сжала пальцами виски. — Голова трещит. А что Антонов? — она обернулась к двери: — Что-то притих. Заснул наверняка. Но сейчас я его разбужу, — она встала. — Он проводит тебя, девочка, до твоих. Чтоб никаких приключений по дороге не вышло.