При первых раскатах взрыва Том Берри скорчился, как младенец во чреве, и наставил себе ещё один фонарь. К тому же коленом он врезался во что-то твердое. Растирая колено, он приподнял голову на пару дюймов и заметил одного из бандитов, лежащего навзничь на путях. Это был итальянец, и Берри решил, что тот погиб во время взрыва. Потом увидел, как главарь возится с его плащом, и понял, что взрыв ту не при чем, просто вожак застрелил итальянца, выстрелив через карман.
Неожиданно с отчаянной надеждой Берри вспомнил о предмете, на который напоролся коленом. Он торопливо пошарил по грязному полу и нашел свой револьвер.
Теперь он перевернулся на живот, все ещё укрываясь за колонной, и прижал короткий ствол револьвера 38-го калибра к левому запястью. Хотел было взять на мушку главаря, но тот исчез. Потом появился снова и склонился над телом итальянца. Берри услышал, как он выстрелил, и увидел, как дернулась у бедняги голова. Главарь расстегнул плащ убитого и что-то снял с тела. Жилет с деньгами? Берри видел, как он пристроил жилет на плечи коротышке и закрепил его.
У Берри возникли проблемы со зрением. Он на мгновение закрыл глаза и крепко сжал веки, чтобы избавиться от застилавшей их пленки. Когда он вновь открыл их, маленький бандит уже исчез в отверстии в стене туннеля, коренастый сообщник готов был последовать за ним. Берри прицелился в его широкую спину и нажал курок.
Коренастый банлит конвульсивно дернулся, а потом опрокинулся навзничь. Том поспешно сменил прицел, разыскивая главаря, но тот исчез.
Анита Лемойн
Анита Лемойн, едва удерживаясь на ногах, направилась в голову вагона. За её спиной как новоявленный пророк продолжал разглагольствовать старик. Анита за что-то ухватилась, чтобы не упасть, и выглянула в окно. Рельсы, туннель, колонны проносились мимо, словно увлекаемые назад мощным пылесосом. Как оазис света мелькнула станция, забитая народом. Какое-то двойное название. Бруклин-бридж-Уорт-стрит? Еще три-четыре станции до конечной — Саут-ферри. А что потом?
— Я никогда не думал, что эти штуки могут так мчаться.
Рядом с ней стоял театральный критик. Взъерошенный крупный мужчина тяжело дышал, словно поддерживать собственный вес ему удавалось с трудом. Лицо его заливал алкогольный румянец, голубые глаза смотрели одновременно невинно и понимающе. Что означает, — подумала Анита, — что невинность большей частью показная, а понимание не удается полностью скрыть.
— Боитесь? — спросил он.
— Вы же слышали, что сказал старик. Он в таких вещах, похоже, разбирается. По крайней мере, так он утверждает.