— Неужели не знаете? — угрюмо осведомился он. — И давно вы здесь служите?
— Пять лет.
Мы поехали вверх. Он сказал:
— Полагалось бы знать, кто находится в комнате десять.
— А я не знаю.
— Пять лет — и еще не знаете.
— Будьте любезны, скажите.
— Приехали. Восьмой этаж, свернете налево. — Когда я вышел, он мрачно пробурчал: — Не знает комнаты десять! — Правда, закрывая дверь, он смягчился: — А кто бы вы думали? Гом, конечно.
Услышав это, я пошел очень медленно.
В удачу я не верю. Вообще-то я не суеверен, но когда тебе уже сорок и ты явный неудачник, трудно не заподозрить, что существует злой рок. С Гомом я никогда не сталкивался, только видел раза два, и вряд ли можно было предполагать, что увижу его снова. Он человек пожилой и умрет явно раньше меня, я же с неохотой дам денег ему на памятник. Но то, что меня вызвали снизу на восьмой этаж, меня просто потрясло. Интересно, какую ужасную ошибку я должен был допустить, чтобы меня захотели отчитывать в комнате десять; возможно, что наше венчание в церкви Святого Луки теперь не состоится, также как и две недели свадебного путешествия в Борнмуте. Так я подумал и в каком-то смысле был прав.
Гома зовут Гомом те, кто его не любит, и все те, кто находятся от него так далеко, что вообще к нему никак не относятся. Он так же непредсказуем, как погода. Когда устанавливали новый телетайп или заменяли старые, надежные, счетные машины новыми, здесь ворчали: «Наверное, опять этот Гом» — и принимались изучать новомодную игрушку. На рождество каждый служащий получал записочку, напечатанную на машинке, но адресованную лично ему (все машбюро, вероятно, трудилось над этим целый день, но подпись под поздравлением с праздником — Герберт Дрютер — была факсимильной). Меня всегда немножко удивляло, что записка не подписана «Гом». В это время года, когда давали наградные и одаривали сигарами, суммы и количество были тоже непредсказуемы — его иногда называли полным титулом: Великий Старик.
В Гоме и в самом деле было какое-то величие благодаря пышной седой гриве и голове музыканта. В то время как другие собирали картины, чтобы уклониться от налога на наследство, он собирал развлечения. Иногда он на месяц исчезал на своей яхте, нагрузив ее писателями, актрисами и разными примечательностями: гипнотизером, человеком, который вывел новую розу или что-то открыл в области эндокринологии. Мы-то, сидевшие на первом этаже, не замечали его отсутствия и даже не знали бы о нем, если бы не прочли в газете, — дешевые воскресные газеты следили за передвижениями его яхты от порта к порту; для них яхты всегда были связаны с каким-нибудь скандалом, но на судне Дрютера никаких скандалов быть не могло. Он не выносил неприятностей за стенами конторы.