— Вы не понимаете, чего просите. Неужели непонятно, что вы получите контроль над фирмой, если решите взять сторону Бликсона?
— По крайней мере хоть узнаю, как контролируют фирму.
— Послушайте. Если вы мне сегодня дадите пять миллионов, я вам утром их верну вместе с половиной своего выигрыша.
— При вашей системе никакого выигрыша не будет.
— Уж очень вы уверены в вашей.
— Да.
— Могу, пожалуй, продать свои акции за двадцать миллионов с вашей системой в придачу.
— Двадцати миллионов у меня еще нет.
— Послушайте, если вы так в себе уверены, вы можете заключить со мной сделку на покупку акций, внеся пятнадцать миллионов сейчас. Остаток обязуетесь заплатить через сутки, то есть к девяти часам вечера завтра, не то теряете свои пятнадцать миллионов. Вдобавок отдаете мне свою систему.
— Нелепое предложение.
— Тут и место нелепое.
— Если я завтра не выиграю пять миллионов, я не получаю ни единой акции?
— Ни единой. — Пальцы перестали двигаться.
Я засмеялся:
— А вам не пришло в голову, что стоит мне завтра позвонить в контору — и Бликсон выдаст мне деньги под эту сделку? Он так хочет заполучить эти акции.
— Завтра воскресенье, а сделка идет на наличные.
— Я не отдам вам своей системы до окончательного расчета.
— Она мне и не нужна, если вы проиграете.
— Но мне нужны деньги, чтобы играть.
Он всерьез задумался. Я сказал:
— Нельзя пускать в ход систему, имея в кармане всего несколько тысяч франков.
— Можете заплатить мне десять миллионов сейчас, в счет пятнадцати. Если вы проиграете, то будете мне должны пять миллионов.
— А как вы их получите?
Он злобно ухмыльнулся.
— Я буду урезывать до пятисот франков ваше жалованье в течение десяти лет.
Он явно так и собирался поступать. В мире Дрютеров и Бликсонов он сам и его маленький пакет акций держались только на жестокости, злобе и непреклонности его натуры.
— Мне придется на пять миллионов выиграть десять.
— Вы же говорите, что у вас беспроигрышная система.
— Да, я так думал.
Старик испугался исхода затеянной им игры, он злобно осклабился и сказал:
— Лучше дайте мне просто взаймы пять миллионов, и забудем о сделке.
Я подумал о Гоме, который плывет по морю на своей яхте вместе со знаменитыми гостями, забыв о нас двоих. Что ему помощник бухгалтера? Я вспомнил, как он обратился к мисс Буллен и сказал: «Организуйте мистеру Бертранду (даже не дав себе труда узнать, как правильно произносится моя фамилия) бракосочетание». Организует ли он через мисс Буллен рождение моих детей и похороны моих родителей? Я подумал, что, предоставив Бликсону возможность получить эти акции, я буду держать Гома в руках, — он будет беспомощен. Я буду распоряжаться им сколько и как мне захочется, пусть он чувствует свое ярмо, а потом не будет ему ни комнаты на восьмом этаже, ни яхты, ни «luxe, calme et volupté». Он надул меня своей культурностью, вежливым обращением и мнимой добротой, и я чуть было не поверил, что он и в самом деле большой человек, каким сам себя считает. А теперь, — я подумал об этом не без непонятной мне грусти, — он будет так мал, что я смогу держать его в руках, и я взглянул на свои вымазанные чернилами пальцы без всякого удовольствия.