— А почему с вами не пришла жена?
— Она будет позже.
— Где ваши вещи?
— И вещи тоже будут потом. Можно, я что-нибудь выпью?
Я не мучился тем, что подбадриваю себя на его убийство его же выпивкой. И быстро выпил два бокала. Он налил мне, сам достал лед, угощал как равного. И не имел ни малейшего представления о том, что он на самом деле мой подчиненный.
— У вас усталый вид, — сказал он. — Отпуск не пошел вам впрок.
— У меня было много хлопот.
— А вы не забыли захватить с собой Расина?
— Нет. — Меня все же тронуло, что он это запомнил.
— Может, после ужина вы мне немножко почитаете? Когда-то ведь и я его любил, как вы. Но в жизни многое забываешь. Старость — это ведь долгое время забвения.
Я вспомнил, как Кэри сказала: в конце концов, разве в его годы он не имеет права забывать? Но, подумав о Кэри, я чуть не уронил слезу в свое виски.
— Мы забываем многое из того, что происходит рядом, но помним прошлое. Меня часто мучает прошлое. Нелепые недоразумения. Зряшная боль.
— Можно мне выпить еще?
— Конечно. — Он сразу же поднялся, чтобы мне налить. Склонившись над маленьким баром и повернув ко мне свою широкую спину патриарха, он сказал: — Не стесняйтесь, говорите. Мы ведь не на восьмом этаже. Два человека на отдыхе, надеюсь, друзья. Пейте. Если ты не очень счастлив, чуть-чуть напиться не беда.
Я уже был чуть-чуть пьян, и даже не чуть-чуть. Голос у меня задрожал, когда я признался:
— Жена не придет. Она меня бросила.
— Поссорились?
— Да, в общем, и не ссорились. Не было слов, которых нельзя принять или забыть.
— Влюбилась в другого?
— Не знаю. Может быть.
— Расскажите. Помочь не могу. Но человеку надо, чтобы его выслушали.
Пользуясь словом «человек», он как бы обобщал мое положение, утверждая, что всем людям суждено так же страдать. Человек рождается, человек умирает, человек теряет любовь, Я рассказал ему все, кроме того, что собирался ему рассказать, поднявшись на яхту. Рассказал о наших обедах с кофе и рогаликами, о моих выигрышах, о голодном студенте и Ласточкином Гнезде. Рассказал о нашей стычке из-за официанта, о ее прямолинейном заявлении: «Ты мне больше не нравишься». Я даже показал ему ее письмо (сейчас мне кажется это просто невероятным).
— Очень жаль, — сказал он. — Если бы я не... задержался, ничего бы этого не произошло. С другой стороны, вы бы не выиграли всех этих денег.
— Да будь они прокляты, эти деньги.
— Легко сказать. Да я и сам столько раз так говорил. Но вот видите, я же здесь... — И он обвел рукой скромный салон, который мог себе позволить только очень богатый человек. — Если бы я всерьез так говорил, меня бы тут не было.