Тристан забормотал, глядя в пол:
— Когда миссис Касвелл забрали в больницу, он всем начал рассказывать, что Бодикот пытался ее отравить. Я понял, что он сам ее хочет убить… убить собственную жену. Сложил два и два — бомбу в посылке с отравленным чаем. Он убийца, а я, как дурак, прячу запись. Понял, что должен вам показать. Только не сразу, со временем, набравшись храбрости. Знал, как вы среагируете. Трусил, можно сказать. А теперь показал.
Тристан поднял глаза.
— Значит, можно арестовать его? То есть, конечно, это не доказывает, что он хотел убить жену. Не знаю, какие у вас есть свидетельства на этот счет. Но ведь он убил старика Бодикота. И признаваться не собирается, правда?
— Правда, — подтвердил Маркби. — Точно так же, как вы не собирались признаваться в своем возмутительном поведении при сокрытии доказательств, которые с самого начала решили бы дело. Знали, что никто из активистов движения в защиту животных не взял на себя ответственность за бомбу. Знали, что любовница Касвелла регулярно бывает в коттедже. Знали, что Бодикот заглядывал в окна и, возможно, шпионил за Касвеллом и девушкой. Наконец, видеозапись… — Он кивнул на экран. — С начала до конца скрывали. Знаете, если б раньше открылись, возможно, спасли бы жизнь старика.
— Дьявольская неблагодарность! — Тристан скорее сдался, чем разозлился. — Впрочем, чего от вас ждать. С копами нельзя ни спорить, ни помогать. Неудивительно, что у полиции проблемы с имиджем.
Он откинул длинные волосы и устремил на Маркби мрачный взгляд.
По крайней мере, на секунду ему удалось заставить суперинтендента умолкнуть.
— Мой клиент, — сказал Джеральд Плаурайт, — желает внести коррективы в сделанные прежде заявления.
Было два часа дня, очень многое произошло с одиннадцати, когда Лайам, как было условлено, явился вместе с адвокатом.
Просмотрев видеозапись, он испугался, но принялся защищаться:
— Ну и что? Я растерялся! То есть вот так вот его и увидел. Подумал, меня обвинят… поэтому чуть-чуть передвинул. Он был уже мертв!
— Как вы его увидели, доктор Касвелл?
— Он лежал на земле. Упал, разбил голову.
— Зачем тогда перекладывать?
— Я только чуть-чуть поправил. Знаю, не надо было трогать. Все равно что поправлять мяч на поле для гольфа.
— Значит, — с неприкрытым отвращением заключил Маркби, — теперь вы поправляете показания.
— Слушайте… — начал Лайам, но Плаурайт сразу приказал ему молчать.
За прошедшее время отношение адвоката к клиенту заметно изменилось, равно как и его собственное поведение. Запись его сокрушила. Высокомерие и уверенность сменились напряженным безмолвием. Время от времени он бросал нетерпеливые взгляды на Касвелла. Употребляя популярное выражение, клиент его «кинул».