— Неважно. Ушла и ушла. Больше места нигде не нашлось. Шучу. Просто когда генеральный прокурор издал приказ о реорганизации транспортных прокуратур, мы были переданы территориальным прокуратурам, и пошел долгий и нудный процесс реорганизации. Потом — следсвенные комитеты, всякая фигня… Мне тогда все это очень не понравилось. Но сейчас речь не об этом. Ты можешь мне помочь по старой дружбе?
— А чем я могу тебе помочь? С Ириной я все последнее время практически не виделся, а в последние полгода не видел ее вообще. Что касается старой дружбы, то может мы…
— Это не телефонный разговор. — Валька резко меня оборвала. — Давай встретимся в городе, и спокойно поговорим.
— А у тебя — нельзя? Надо проконсультироваться.
— Ты опять? Я же сказала — между нами — всё!
— Хорошо. В городе, так в городе. Где?
— В метро. Помнишь, на какой станции мы встречались последний раз, только не говори вслух.
— Ух, какая конспирация. Помню, конечно. Мы вообще только один раз в метро и встречались, и то было это уже давным-давно.
— Ты через час можешь?
— Через час… Я даже не знаю…
— Чего ты мямлишь? Можешь или нет?
— Могу, — буркнул я.
— Сейчас на твоих сколько? Точно?
Я посмотрел в правый нижний угол компьютерного монитора.
— Четырнадцать двадцать три. Точно.
— Тогда у эскалатора, ровно через час.
Через час я уже стоял у эскалатора на станции Парк Культуры Кольцевой линии метро, стараясь щадить больную ногу. Валентина явно опаздывала. Сам я обычно приходил на все подобные встречи вовремя, если только не оговаривалось, что особая точность тут не требуется. Но на встречи «в городе» — в метро, или у какого-нибудь приметного места, я приходил точно. Никакого чтива я с собой не захватил, поэтому ничего другого не оставалось, как только предаться воспоминаниям и невеселым мыслям…
Прошло уже минут десять, как я топтался у эскалатора на станции метро Кольцевой линии. У меня не было другого выбора. Влетевшая в последнюю минуту в переполненный вагон бабка, умяла стоявших пассажиров, а затем втащила за собой сумку-тележку. У таких сумок, от частого употребления, V-образный упор стачивается, и вместо него образуются два штыря, направленные вниз под острым углом друг к другу. Довольная бабка тут же привела свое транспортное средство в вертикальное положение и перераспределила часть собственного веса (надо сказать немалого) на упор тележки. Я был в кроссовках, и стоял справа от входа в вагон. Один из упомянутых ранее штырей со всей силы вонзился мне в палец ноги. Пошевелиться я почти не мог — со всех сторон меня плотно спрессовали. От нестерпимой, а главное неожиданной боли я сдавленно вскрикнул, и невольно изрек краткое, но нецензурное ругательство. Бабка, дико посмотрев на меня, сказала — «Припадочный!», и еще сильнее надавила на свой пыточный инструмент. Кое-как, несмотря на старухины протесты, я приподнял тележку и освободил ногу. После этого моя походка временно изменилась, и я вполне мог бы в том же метро «собирать деньги на лечение».